Языки Пао

Вэнс Джек Холбрук

Песнопение приобрело чуть иной характер, что было внятно лишь чуткому паонитскому уху. Бустамонте, вышедший из салона, был паонитом, он услышал

– и понял.

Пение продолжалось. Оно снова изменило характер, будто бы прибытие Бустамонте было не более чем мимолетным пустяком – оно стало еще более язвительным, в нем переплетались насмешка и ненависть. Перед самым полуднем пение смолкло. Толпа зашевелилась, общий вздох удовлетворения пронесся и замер. Все, кто мог, опустились на землю.

Бустамонте схватился за подлокотники кресла,

чтобы встать. Толпа сейчас больше чем когда-либо была готова воспринимать его слова. Он включил микрофон у себя на плече и сделал шаг вперед. Общий вздох пронесся по толпе – вздох изумления и восторга.

Глаза всех были устремлены на небо – прямо над головой Бустамонте появился огромный четырехугольник из струящегося черного бархата с гербом династии Панасперов.

Под ним прямо в воздухе стояла одинокая фигура. На человеке были короткие черные брюки и щегольской черный плащ, наброшенный на одно плечо. Человек заговорил: слова его пробежали как эхо по всему Певческому Полю.

– Паониты, я ваш Панарх – я Беран, сын Аэлло, наследник древней династии Панасперов. Много лет я прожил в изгнании, ожидая совершеннолетия. Бустамонте служил при дворе Аюдором. Он совершил ошибку, и вот я пришел, чтобы занять его место. Сейчас я призываю Бустамонте покориться и передать мне власть законным порядком. Бустамонте, говори!

Бустамонте уже что-то говорил. Дюжина нейтралоидов с огнеметами ринулась вперед. Они опустились на одно колено, прицелились. Вспышки белого пламени вырвались из стволов и устремились к тому месту, где в воздухе парила маленькая черная фигурка. Она, казалось, взорвалась – по толпе пронесся вздох ужаса. Стволы направились на черный прямоугольник, но тот оказался неуязвимым.

Бустамонте важно и свирепо выступил вперед:

– Такая судьба ожидает всех идиотов, шарлатанов – и любого, кто покусится на законную власть. Самозванец, как вы видите…

Голос Берана, казалось, зазвучал с самого неба:

– Ты уничтожил лишь мое изображение, Бустамонте. Ты должен признать меня: я – Беран, Панарх Пао.

– Берана не существует! – зарычал Бустамонте. – Он умер! Умер вместе с Аэлло!

– Я Беран! Я жив! А сейчас ты и я примем «пилюли правды», и любой, кто захочет, задаст нам вопрос и узнает правду. Ты согласен?

Бустамонте колебался. Толпа ревела. Бустамонте повернулся к страже, отрывисто отдавая приказания. Он забыл выключить микрофон, и его слова услышали все три миллиона паонитов.

– Вызовите полицейский отряд. Блокируйте территорию. Он должен быть уничтожен!

Толпа заговорила и затихла, и когда слова Бустамонте достигли их сознания, снова зашумела. Бустамонте сорвал с плеча микрофон, что-то пролаял одному из министров. Тот замялся и, казалось, возразил. Бустамонте направился обратно в свой корабль. За ним гурьбой последовала его свита.

Толпа зароптала и, будто повинуясь единому порыву, хлынула с Певческого Поля. В самом центре, где было больше всего народу, давка была сильнее всего.

Началось всеобщее движение. Люди теряли друг друга, зовы и крики вплелись в нарастающий шум. Страх стал словно осязаемым, по полю распространялся едкий запах.

Черный четырехугольник исчез, небо было чистым и ясным. Толпа была беззащитной, в толкотне люди затаптывали друг друга – началась паника.

Появился отряд полиции. Солдаты сновали там и сям, словно акулы – паника превратилась в безумие, крики слились в непрерывный визг. Но по краю толпа все-таки растекалась, рассеиваясь по полю. Полицейский отряд метался в нерешительности, затем покинул поле.

Беран съежился, ушел в себя. Он был мертвенно бледен, в глазах метался ужас.

– Почему мы не смогли этого предвидеть? Мы виновны не менее Бустамонте!

– Не имеет смысла поддаваться эмоциям, – сказал Палафокс.

Беран не отвечал. Он сидел скорчившись, глядя в никуда. Поля южного Мидаманда остались позади. Они пересекли длинный и узкий Змеиный пролив и миновали остров Фреварт с его деревушками цвета белой кости, затем полетели над Великим Южным Морем. Вот уже видны утесы и скалы Сголафа, затем они сделали круг около горы Дрогхэд – и приземлились на пустынном плато.

В комнатах Палафокса они выпили пряной настойки. Палафокс сидел за столом на стуле с высокой спинкой, Беран сидел у окна.

– Ты должен привыкнуть к подобным событиям, – сказал Палафокс. – Пока мы не достигнем цели, их будет еще немало.

– Что проку в достижении цели, если погибнет половина населения Пао?

– Все люди смертны. В сущности, чем тысяча смертей хуже, чем одна? Эмоции умножаются лишь качественно, а не количественно. Мы должны думать прежде всего об успехе, – Палафокс умолк, вслушиваясь в голос, звучавший в его ушных раковинах. Он говорил на языке, неизвестном Берану. Палафокс что-то резко ответил, откинулся на спинку и оглядел Берана.

– Бустамонте блокировал Пон. Мамароны рыщут по всей планете.

Беран спросил удивленно:

– Как он узнал, что я здесь?

Палафокс пожал плечами:

– Тайная полиция Бустамонте действует достаточно эффективно, но сам он совершает поступки, всецело продиктованные собственным упрямством, его тактика никуда не годится. Когда лучшая политика – это компромисс, он идет в атаку.

– Компромисс? На основе чего же?

– Он может заключить со мной новый контракт – в обмен на тебя. Он мог бы таким образом продлить свое царствование.

Беран был поражен до глубины души:

– И вы согласитесь на подобную сделку?

Палафокс в свою очередь удивился – и не меньше Берана:

– Конечно. Как ты мог думать иначе?

– А как же ваши обязательства по отношению ко мне? Они ничего не значат?

– Обязательства хороши только пока они выгодны.

– Это не всегда так, – сказал Беран более уверенно, чем до сих пор. – Человеку, который однажды не сдерживает слова, нет доверия в дальнейшем.