Йога. Искусство коммуникации
Шрифт:
Шквал эзотерической литературы, который обрушился сейчас на разобщённую массу российского народа, в подавляющем большинстве случаев является самой дешёвой имитацией духовности. Люди давно разучились думать, а многие привычно и не хотят, поскольку привыкли десятилетиями пользоваться кем-то препарированной и отфильтрованной заранее информацией. Это суррогатное блюдо весьма часто подаётся в яркой йогической упаковке, не подразумевающей труда по личному усилию понимания. Безграничная вера печатному слову есть не что иное, как симптом интеллектуальной несостоятельности.
«Пророки» и «учителя» безбожно лгут, но спрос рождает предложение. Чем меньше мозгов, тем сильнее вера. Посулы
Из мерзости сегодняшней жизни, требующей постоянных усилий выживания, из распада межличностных отношений, разброда и одичания так хочется к свету. И вам предлагают этот свет, а вы верите, потому что приучены верить. А уже потом наступает ситуация типа «Ну что с ними делать, если они всё терпят!?».
Недостаток культуры, незнание истории и неспособность к систематическому мышлению сделали постсоветского человека восприимчивым к любому бреду, в состав которого непременными атрибутами входят рассуждения о духовности, обещание решения насущных проблем и постижения истины.
Люди не знают либо забыли, что итог деятельности врачей, родителей и любых учителей, включая духовных, должен быть совершенно определённым. Он един, этот итог: люди, получив то, что им нужно, должны в дальнейшей своей жизни обходиться без поводырей.
Усилия подлинного наставника йоги всегда направлены на то, чтобы ученики, взяв всё, что он может им дать, сумели успешно развиваться дальше, быстрее и лучше без него, самостоятельным образом. Если же действия гуру (и любого учителя жизни) построены так, чтобы люди попадали в максимальную вневременную зависимость от его особы, тогда родители, доверяющие ему своих детей — идиоты, «врачи» либо «учителя» похожие на него, такие же мошенники, как и он сам, а те, кто доверился ему — глупцы.
Можно пережить высшее, и не один раз, но в нём невозможно остаться. Как поёт Алла Борисовна: «Ты оставил берег свой родной, а к другому так и не пристал». Тот, кто во имя высшего отказывается от реальности, как правило, теряет себя и не в состоянии вернуться. Это не что иное, как утрата адаптационной способности в результате целенаправленного промывания мозгов.
М.К. Мамардашвили считал, что со словами «высокая духовность» следует обращаться с большой опаской, поскольку она может быть очень низко расположена. Он особенно подчёркивал, что локализовать духовность практически невозможно. Людям всегда приятно оперировать красивыми и высокими словами и понятиями — это очень большое искушение. Кажется, что сам факт обращения к таким понятиям возвышает тебя самого.
Вот мы собрались в тесном кругу и хорошо сидим, скажем, за чашечкой чая, толкуя о махатмах, духовности, медитации, торсионных полях, — и ведь это всё как бы очень значимо и приятно разнеживает душу. Хотя, как известно, при произнесении слова «халва» не происходит ничего существенного кроме бесцельного выделения слюны. Никакие понятия, в том числе и предельно высокие — пусть мы выговариваем их с торжественным придыханием и пишем только с большой буквы — аналитически не содержат в себе состояний мысли!
«...Я... враг всем пророкам, насилующим душу истинами. Наш путь лежит через вещество и через формы его. Те, кто зовут к духу, зовут назад, а не вперёд» (М. Волошин, «История моей души», с.202).
Науке третьего тысячелетия известно, что единое понятие истинности не может быть критерием, поскольку истинность чего-либо является
Откуда вообще берётся мысль? Это вначале личный, искренний интерес к определённому предмету, затем сбор информации и её переработка, сопоставление между собой источников и того, что уже известно. Затем необходимо свести разноречивые данные вместе и какое-то время удерживать в поле осознания весь этот информационный конгломерат, иногда посредством очень большого напряжения ума. И только тогда может случиться мысль, новое понимание. Это очень тяжёлая работа — думать, которая не может быть отсоединена от духовного развития, акт продуктивного мышления может случиться во мне вместе с постижением значения понятий, в том числе и высоких. А сам простой факт их переживания отнюдь не делает душу возвышенной, также как стигматы, возникающие на теле фанатика, не превращают его в Иисуса Христа.
Состояние, когда человек пережил нечто, и даже не один раз, отнюдь совсем не обязательно подразумевает, что он это ещё и понял, более того, переживание и последующее понимание высокого, к сожалению, неотличимо от пустых слов об этом. Высокие и красивые слова похожи на правду, но они есть лишь название состояний, одни только озвученные понятия, состояниями не являющиеся. Можно сколько угодно болтать о медитации, но действительное текущее пребывание человека в ней доподлинно устанавливается либо по энцефалограмме (если есть устойчивый альфа-ритм при открытых глазах), либо по выраженному изменению его жизненной «траектории» в сравнении с предыдущим.
Но кто, кого и когда будет проверять? На самом деле никакое «высшее» никогда не войдёт в сознание человека через слова, пусть он даже выучит наизусть все тринадцать томов «Живой этики». Духовное — триединая среда усилий тела, мысли, души.
Ницше когда-то создал трёхчастную формулу совершенствования: сверхчеловек, человек, последний человек. Философ и поэт заявил, что цель духовного развития — стремление именно к сверхчеловеку, за что и был поднят нацистами на щит, а большевиками предан анафеме, хотя был по сути своей равно далёк от обоих. В чём же суть концепции Ницше? Он утверждал, что, стараясь выйти за собственные пределы, превзойти себя самого, стремясь к сверхчеловеку, ты только и можешь достичь истинно человеческого. Личностью, имеющей реальный потенциал духовного роста, можно становиться, лишь постоянно превозмогая инерцию повседневного бытия, присущие ему негативные качества и тенденции — вот подлинная мысль Ницше.
Иными словами, духовное развитие необходимо связано с постоянным усилием тела, мысли, души, о чём говорила в Зазеркалье Алиса: «Даже для того, чтобы стоять на месте, нужно очень быстро бежать». Лев Толстой, рассуждая о нравственности, отмечал, что жизнь — как быстрая река, и всегда пытаясь сохранить своё поведение моральным или духовным, нужно править выше, потому что течением неминуемо снесёт.
Сверхчеловек у Ницше — метафора, символ трансцендентности. Он говорил, что слишком много в этой жизни тех, кто не предпринимает никаких усилий к преодолению собственной животной природы, это «Люди, которые и знать не знают, что такое звезда, они только кивают и улыбаются, и подмигивают, повторяя: «Мы счастливы, мы счастливы...» — таким немецкому поэту и философу представлялся образ «последнего человека».