Йогиня. Моя жизнь в 23 позах йоги
Шрифт:
— Я тогда подумала: как здорово, ведь, что бы ни случилось, она продолжает заниматься творчеством. В ней столько упорства… — Она замолчала. — А вы любите Лори Андерсон? Странная у нее музыка, правда?
Пара людей в зале признались, что слушали ее в 1980-е. Кэтрин улыбнулась, а потом сказала:
— Отлично! А теперь займемся асанами.
И мы занялись асанами. Кэтрин создавала вокруг себя удивительную атмосферу покоя. И это не казалось ни фальшивым, ни нарочитым. Она просто была спокойна, как птичка на проводе, и всем своим видом словно спрашивала: ну-ка, и чем мы займемся дальше?
Она наблюдала за
Только я про себя решила, что передо мной одна из тех чокнутых адептов «йоги смеха», как Кэтрин попросила нас сесть в маричиасану — скручивание, в котором нужно зацепиться за согнутое колено, повернуться всем корпусом и посмотреть через плечо.
— А вот это интересная поза, — проговорила она своим низким грудным голосом, петляющим, как извилистая тропинка. Она начинала говорить, и ее фразы рано или поздно заканчивались именно так, как и должно было быть. — Одна из немногих поз в йоге, где ваш взгляд оказывается за пределами коврика. Вы смотрите в пространство. Таких поз не так много, как кажется. Но старайтесь всё же, чтобы взгляд был рядом. Пусть он не убегает за пределы коврика. Тогда ваша концентрация останется там, где нужно: внутри.
Это, пожалуй, самый полезный совет, который я когда-либо слышала от преподавателя йоги. Пусть взгляд не убегает за пределы коврика. Самая суть лекции о пратьяхаре, вовлечении чувств вовнутрь, прочитанной нам когда-то Фрэн, наконец обрела для меня физическое соответствие. Это был очень конкретный совет, как не отвлекаться во время занятия. Мне гораздо проще было не смотреть за пределы коврика, чем «практиковать пратьяхару».
Также меня очаровала фраза «Старайтесь, чтобы взгляд был рядом». Мне нравилось думать, что взгляд можно приручить, привязать, как ручную овечку. Взгляд становится помощником. Он всегда был рядом, чтобы помогать мне, надо было лишь следить за ним.
В конце занятия мы сели медитировать. Глядя на Кэтрин, становилось ясно, что медитирует она много. Я внимательно наблюдала за ней. Когда она закрывала глаза, ее лицо действительно ничего не выражало. Редкость для людей, особенно когда глаза закрыты. Она не надевала защитную маску, не рисовалась, ей было все равно, смотрят на нее или нет. Как я всё это поняла? Понятия не имею. Может, по ее веснушкам?
Когда она открыла глаза, они были влажными и сияли.
Я начала ходить к Сейдел регулярно. Для меня она всегда была Сейдел. Стояла в одном ряду со Спеллманом и Фриманом. Как у учителя у нее были две ипостаси: внешняя — она общалась с миром через смех, шутки, улыбки; и внутренняя — полное погружение в себя. Третьей, в которой большинство из нас пребывает постоянно, как будто и не было.
Хотя большинство инструкторов в йога-студиях Боулдера учились у Фримана, их классы порой не имели вообще ничего общего с аштангой. Нередко они представляли собой антивиньясу. Их йога, казалось, совсем не подразумевала постоянных ошибок и стремления найти самый эффективный и наименее энергозатратный способ выполнить позу. Связок между позами почти не было.
50
Поза райской птицы.
Они знали все странные способы изолировать и расслабить секретные мышцы, мышцы, о существовании которых даже не подозревали обычные люди, бродившие где-то там, за пределами йога-студии. Мы ложились на спину у стены, аккуратно складывали ноги за головой в удивительный крендель и принимались медленно умирать со скуки: всё ждали, когда же начнется действие. Потом пытались пошевелиться и обнаруживали, что вправили себе позвонки. Вот так!
Еще эти преподаватели были зациклены на грудном отделе позвоночника. Проще говоря — на средней части спины; им все время казалось, что этой части тела не уделяется достаточно внимания. Это для них было почти политически важно. Им казалось, что грудной отдел позвоночника несправедливо отправлен в ссылку, что его нужно вернуть на родину, то есть интегрировать с остальными частями спины.
Вообще, они были просто помешаны на человеческом скелете. Хотели, чтобы мы забыли о мышцах и «доверились нашим костям». «Стойте на костях!» — таков был их девиз. «Отпустите мышцы и создайте структуру». Идея заключалась в том, чтобы не делать позу силой мышц, а так установить кости, чтобы добиться устойчивости и оставаться в позе не за счет мышц.
Одним солнечным утром мы с Сейдел делали позу моста. Она тоже уговаривала нас «довериться костям» и не забрасывать себя в позу силой мышц. Но я привыкла работать мышцами и хитрила, помогая себе бандхами. Однако в этом клубе всё это относилось к запрещенным техникам. Мы не должны были напрягаться. Итак, мы лежали на спине с согнутыми коленями, поставив стопы на пол, и поднимали таз. Я вытолкнула таз как можно выше, стараясь сильнее прогнуться в спине.
— Нет, нет и нет! — воскликнула Сейдел, точь-в-точь как пожилая балерина, теперь обучающая новичков. — Вы слишком сильно прогибаетесь, все! Войдите в позу еще раз, но не прогибайтесь сильно. Просто поднимитесь на костях ног. Не используйте мышцы ягодиц!
Мы попробовали еще раз. Я сосредоточилась на ногах.
— И все равно — слишком высоко! Поднимите таз всего на пару сантиметров.
Мы выполнили ее указания. Это казалось неправильным — подняться всего чуть-чуть. Разве смысл позы не в том, чтобы прогнуться как можно сильнее?
— А теперь распределите вес равномерно между плечами и коленями. Не напрягайтесь. Отпустите мышцы. Расслабьте ягодицы! Пусть кости вас держат.
Я ничего не чувствовала.
Мы вышли из позы.
— А что мы должны чувствовать? — не удержалась я и спросила.
— Вот! — ответила Сейдел. — Что мы должны чувствовать? Да кто знает? Мы сейчас работаем с тонким телом. Ваше тонкое тело еще преподнесет вам немало сюрпризов. Но к нему нужно пробиться. — Сделайте позу еще раз, — приказала она, — используя только кости. Пусть всё происходит на более глубоком, структурном уровне.