Йормунганд
Шрифт:
Обычно, когда говорят «Я следую в Гардарику», это все равно что «иду, куда глаза глядят». Таков твой случай? — спросил хозяин.
— Не совсем. Если я и в самом деле попаду в Гардарику, то сделаю вид, что туда-то и направлялся.
Бьярне расхохотался.
— Мои братья отправились на поиски наших жен, а меня оставили присматривать за домом. Поможешь мне с работой? Тебе ведь, вроде, спешить некуда.
— Только не в качестве жены, — быстро сказал Йормунганд. Он отметил, как изменилась речь Бьярне. Просторечных слов в ней стало
Бьярне расхохотался словам Йормунганда.
— Хороший ты человек, — сказал он, утирая глаза. Из- за печки он выудил ларец, тонкой работы, с филигранным узором переплетающихся линий. Вопреки словам бородача, Йормунганд почувствовал жгучее желание стукнуть его по голове и забрать ларец вместе с содержимым. Бьярне открыл ларец полный тонких золотых колечек.
— Ха, одного не хватает, — нахмурившись, сказал хозяин.
— Их там множество, ты все сосчитал?
— Это для тебя они круглые да гладкие, а для меня все разные. Держи.
Он протянул ему золотое колечко. Простое гладкое, без рисунков и камней.
— Теперь конь твой, — сказал Йормунганд.
— Имя у него есть?
— Назови, как хочешь.
— А ты как его называл?
— Конь.
— Пусть будет Задира.
— Он не такой строптивый, каким кажется.
— Не твой конь. Не указывай.
— Ты прав, теперь не мой.
Йормунганд отхлебнул еще пива. Отстегнул с пояса мешочек с рунами, показал Бьярне, и сунул руку в мешочек. Бьярне внимательно следил за ним.
— И что? — спросил он, приподнимаясь с места, чтобы увидеть, что вытянул гость.
Йормунганд повернул костяшку к Бьярне.
— Феху, — Бьярне рассмеялся, разбрызгивая капли пива и крошки. — Поработаешь в кузне — преумножишь состояние. Руна не врет.
Йормунганд кивнул.
— Договорились. До конца зимы. Про меня никому не слова, будто меня нет.
— Лады. Руны посмотреть не прошу, знаю, что нельзя. Из чего они?
— Из ясеня.
— Ого, сам вырезал?
— Конечно, — Йормунганд не понимал тяги людей вроде Бьярне к ручному труду. Если была возможность купить, он покупал. Если нет, делал сам, плохо, хорошо ли, не стеснялся результатов своего труда. Руны получились неплохо. Но если бы случилась возможность купить — купил бы.
Бьярне хмыкнул в бороду. Оружие, разукрашенное рунами, возрастет в цене.
Для кузнечного дела Йормунганд оказался недостаточно сильным. Сознание собственной слабости несколько уязвила его, хоть он и старался не подавать виду. Бьярне же поцокал языком и деловито показал Йормунганду, где в кузнице что находится. Йормунганд даже не пытался с первого раза все запомнить. Горн с вытяжкой, емкость с водой, ящик с топливом, наковальня, плавильня, гибочная, формовальная и гвоздильная плиты на подставке из стального уголка, большой тяжелый молот, верстак, инструменты.
— Я тут позабросил работу, — сказал
— А братья давно ушли? — спросил Йормунганд.
Бьярне не ответил. Он уже доставал из тигля брусочки холодного металла. Внимательно осмотрел их, один за другим подкинул на руке.
— Зажги печь, — не оглядываясь, сказал он. — Это сталь для клинков, ее надо обрезать, здесь и здесь, — он показал на брусочке где, — А потом будем опять плавить.
Йормунганд кивнул и под дребезжание пилы принялся разжигать огонь в кузнечной печи.
— А сталь не портится? — спросил он. — От нагревания?
— Нее, наоборот, только надо меру знать, не перегревать его, и не осторожничать, а то так тоже ничего не получится.
Бриг обрезал брусочек с двух сторон, аккуратно разогрел так, что брусочек засиял ярким желтым цветом.
— Побежали, побежали, — весело крикнул он, и Йормунганд схватил молот и начал бить по этому раскаленному бруску, глядя, как вытягивается металл под его ударами. Бьярне держал брусок в щипцах и вертел его так и эдак. Время от времени они брусок опять нагревали и опять придавали ему форму. Пот застила Йормунганду глаза, волосы налипли на лоб, а Бьярне лишь ухмылялся в бороду.
— Поживешь у меня, — сказал он. — Перезимуешь, а там, глядишь, снег твои следы заметет, преследователи и отвяжутся.
Йормунганд кивнул.
Легли они уже далеко за полночь, спал Йормунганд как убитый.
На следующий день Йормунганд еле поднимал ложку. Боль в руках и спине казалась не просто невыносимой, а бесконечной. Хотя Йормунганд конечно знал, что это пройдет. Бьярне посоветовал двигаться побольше.
В кузне они работали с вечера и до поздней ночи. Боль постепенно уходила, а вскоре Йормунганду уже не надо было делать перерывы в работе.
Едва похолодало, они начали работать серыми сумрачными зимними днями. В качестве платы Бьярне предложил сковать Йормунганду клинок и научить ремеслу. Но работать, как Бьярне Йормунганд не мог, не хватало опыта и сноровки. Зато в накладывании заклинаний Йормунганд сильно поднаторел.
— Ты мне кое- кого напоминаешь, — как- то сказал Бьярне, когда они расположились пообедать прямо в кузне.
— Неужели? — Йормунганд лениво отщипнул кусочек хлеба.
— Чьего ты рода, Гюльви из Ирмунсуля?
— Ммм, одной великанши из Ирвогля.
— А ты похож на человека, — сказал Бьярне.
— Ты тоже… похож. Для цверга.
Бьярне предпочитал продавать свой товар посредникам, постоянным купцам, чем открывать лавку и торчать на базаре самому. Изделия пользовались спросом, пока не приключилась вся эта история с девами- лебедями. Бьярне все- таки рассказал ее подробно, утирая скупую слезу кончиками заскорузлых пальцев и сморкаясь в рукав. Йормунганд сидел с соответствующим ситуации выражением лица и в который раз задавался вопросом, что он вообще здесь делает?