Юбер аллес (бета-версия)
Шрифт:
Подскочила официантка, ойкнула, увидев неприбранную посуду, извинилась и унесла кружку и стопку. Власов попросил меню, устроился поудобнее и попытался отвлечься от окружающего шума. Впрочем, в этом углу он как-то смазывался, даже музыка звучала глуховато.
В голову лезли странноватые мысли. Например, кружка и стопка. Если их не убрали вовремя, значит, Хайнц ушёл отсюда буквально только что. Почему же они не встретились с ним в гардеробе или хотя бы на выходе? Впрочем, в той толчее немудрено и разминуться... Стоп, стоп. Немудрено для кого? Фридрих был уверен, что узнал бы Эберлинга в любом случае. Не значит ли это, что Хайнц вовсе не выходил из "Калачей"? Или вышел через служебный вход -
– Привет, дружище!
– это был Хайнц.
– Прости, что заставил ждать. Но, знаешь ли, мне пришлось выбирать, кого заставлять ждать - тебя или мой мочевой пузырь, и я пришел к выводу, что ты окажешься сговорчивей, - он довольно хохотнул над своей тяжеловесной шуткой.
Власов почувствовал себя сконфуженным. Ему не пришло в голову самое простое - и он уже успел наизобретать всяких сложностей. Может быть, и в деле Вебера он не видит чего-то тривиального? С этой чертовой работой самое простое всегда приходит в голову последним...
Эберлинг, казалось, в упор не замечал настроения друга. Он заказал себе литровую кружку своего любимого пойла, заказал половинку утки по-старочешски с кнедликами и опрокинул в себя для аппетита ещё стопку водки. Фридриху всё это решительно не нравилось. Меланхолично жуя говядину с грибами - надо признать, неплохо приготовленную - он слушал болтовню друга, дожидаясь, когда же, наконец, они смогут выйти отсюда и поговорить без учёта "первого крестика". Намёки не помогали.
Наконец, Власов не выдержал.
– У меня есть сведения, касающиеся нашего дела, - сказал он.
– Если они входили в твои отчёты, то я уже в курсе, - заявил Эберлинг.
– Меня лично заинтересовало одно обстоятельство. Что это за событие в Москве, к которому так торопилась эта Галле?
Фридрих внимательно посмотрел на Эберлинга: он должен был понимать, можно ли говорить об этом здесь. Тот невозмутимо вернул взгляд.
– Это не вполне понятно. Судя по тому, что я знаю сейчас, готовится неожиданный приезд в Москву кого-то из наших политиканов. Визит официальный: его санкционирует российское руководство. Скорее всего, политикан при должности. И, что называется, знаковая фигура. Будет что-то сказано. Визиту препятствуют влиятельные круги - и у нас, и здесь. Ожидается скандал. Это пока всё.
– Н-да, - Хайнц прожевал очередной кусочек утки, запил пивом.
– У меня есть кое-какая информация из дома... а ещё больше - от наших друзей здесь. Это не слухи. Что-то такое и в самом деле готовится. Конкретно - где-то на Масленицу ожидается визит в Россию кого-то из политиков верхнего уровня. Что, в свою очередь...
– Стоп, - Власов взмахнул рукой.
– Ну, допустим, ожидается чей-то официальный визит. В последние годы в Россию из Райха ездят мало, особенно если дело касается фигур первого уровня. Допустим, решено взломать лёд. Но это не сенсация и тем более не скандал. Даже если сюда прилетит сам Райхспрезидент. Разве что он прилетит на "Норде"...
– мрачно пошутил он.
– Ну, в общем, ты прав, - согласился Эберлинг.
– Никакого скандала в таком визите нет. Но шум всё-таки ожидается. В Россию собирается какая-то известная политическая фигура. При этом обладающая какими-то официальными полномочиями. Если же учесть то, как взбудоражены либералы...
– Понятно, - Власов схватил идею.
– Крупный оппозиционный политик либеральной направленности. Летит в Москву, чтобы выступить здесь с каким-нибудь сильным заявлением. Повод тоже ясен: референдум. Вопрос: что такого страшного он может произнести именно в Москве?
– Мало
– Хайнц в задумчивости отхлебнул пива.
– Ну, например... например - призвать райхсграждан, живущих в России, голосовать против сохранения нынешнего устройства Райха... Их тут довольно много. Те же фольки имеют двойное гражданство через одного. Вот и вариант.
– Извини, это чушь, - Власов вытащил из вкусного соуса грибочек, наколол на ту же вилку кусочек мяса и аккуратно отправил всё это в рот.
– Начнём с того, что сколько-нибудь официальное лицо ничего такого говорить просто не имеет права. Это несовместимо с должностными обязанностями. Разве что независимый политик... Но кто? Кто там в СЛС достаточно влиятелен? У них нет ни одного запоминающегося лидера - я имею в виду, такого, который реально что-то значит. Ну, допустим, какая-нибудь Новодворская. Или кто там у них от христианский демократов... Да хоть бы даже Лех Валенса, если его выпустят из-под очередного ареста. Всё это - не такие события, чтобы устраивать по этому поводу столько возни. Но главное - в чём смысл? Проповедовать фолькам вредные для Германии идеи - это просто смешно. Что в Варшаве, что здесь. Фольки - опора Райхсраума...
– тут он вспомнил Марту Шварценеггер и запнулся.
– Я только высказал гипотезу, - легко сдал назад Эберлинг.
– Есть и другие возможности. Помнишь, как тогда Кёлер грохнул в Варшаве про покаяние?..
– Ну и что он этим добился?
– пожал плечами Фридрих.
– Сейчас его уже все забыли. Просто идиот.
История с Хорстом Кёлером была и в самом деле идиотской. Престарелый лидер кёльнских христиан Кёлер когда-то был наиболее реальным кандидатом на лидера объединённой оппозиции. Однако, в разгар польских событий этот умеренный до трусости политик сделал, наконец, ошибку: приехал в Варшаву и выступил по польскому телевидению с пламенной речью о неких "преступлениях хитлеровских войск" по отношению к полякам и призывом к соотечественникам-дойчам "по-христиански покаяться". Речь была и вправду сильная: впоследствии Управлению пришлось потрудиться, разыскивая тех, кто её написал на самом деле. Что касается самого Кёлера, то с ним обошлись просто - подняли кое-какие документы времён войны, из которых следовало, что капрал Кёлер во время польской компании был разжалован в рядовые за "чрезмерную жестокость в обращении с пленными"... Впоследствии Кёлер тихо уехал в Швейцарию, где пристроился около "Евангелического радио". Учитывая католическое вероисповедание самого Кёлера, это было более чем показательно.
– Ну всё-таки. Кто-нибудь может сыграть в ту же игру здесь, - Эберлинг осторожно протёр губы салфеткой.
– Референдум для многих - последняя ставка. Если всё пройдёт успешно, это будет последнее крупное политическое событие на много лет вперёд, в котором оппозиция сможет принять хоть какое-то участие. Либералы это знают и идут na vse tiaszkie...
– Во все тяжкие, - автоматически поправил Власов.
Хайнц промолчал, вознаградив себя ещё одни глотком пива.
– Хотя постой. Мы всё время говорим о либералах, - Власову пришла в голову идея, - а почему, собственно?
– Ну... У нас, конечно, есть хитлеровцы разных толков. Но что делать старичку из Национал-Патриотического Фронта в Москве? Понятно, что российское руководство его не примет. И слушать его здесь никто не будет. Вот уж точно.
– Нет, я не о том, - перебил Фридрих.
– Что, если предполагаемый политик - член НСДАП?
– М-м-м... Допустим. Кто у нас там есть на левом фланге? Ну, несколько либеральничающих деятелей мы найдём. Тот же Шрёдер, например... ну этот, который хотел стать министром природоохранения... Смешной тип. Его знают полтора человека. Нет, отпадает.