Юденич
Шрифт:
— Платановский.
— Какое политическое самочувствие кавказских войск?
— Падает дисциплина, Михаил Васильевич. Агитаторы социалистических партий усилили свою деятельность в тыловых и запасных частях. Изымается много вредных прокламаций и нелегальных газет.
— Ведёте вы с ними борьбу?
— Это сложно. Похоже, что отдельный корпус жандармов — его тифлисский дивизион — со своими задачами уже не справляется. На армейский полевой жандармский эскадрон нагрузка растёт с каждым месяцем.
— Николай Николаевич,
— Что нами, Михаил Васильевич, и делается. А как ситуация на других фронтах?
— Заметно хуже, чем у вас на Кавказе, особенно на Северном фронте. Там уже появились распропагандированные социалистами целые полки. И даже не в тылу, а на фронте, в окопах.
— В Кавказской армии такого нет...
Разрабатывая оперативные планы на кампанию нового, Четвёртого года войны, Юденичу и его армейскому штабу приходилось считаться со многими важными обстоятельствами. Их набиралось четыре.
Во-первых, относительная самостоятельность Отдельной Кавказской армии вследствие обособленности театра военных действий. Не случайно генерал Антон Иванович Деникин в своих «Очерках русской смуты» скажет следующее:
«Кавказ жил своей жизнью, осведомляя центр лишь в той степени, в какой считал нужным, и в освещении, преломлённом сквозь призму местных интересов».
Во-вторых, тяжёлое положение Кавказской армии. Почти бездорожный и крайне ограниченный в продовольственных ресурсах горный край создавал массу сложностей для жизнедеятельности войск. Особенно тяжело приходилось дивизиям южного, левого крыла фронта.
Санитарное состояние армии выглядело всё более ужасающим. Юденича потрясла докладная записка, поданная ему начальником медицинской службы армии. В ней говорилось, что только за один месяц — декабрь 1916 года — из состава боевых частей выбыло вследствии цинги и эпидемии тифа около 30 тысяч человек, или говоря иначе — две полнокровные пехотные дивизии. Такие потери в людях за один месяц Кавказская армия не несла ни в одной боевой операции.
В этой ситуации русского командующего успокаивало только одно — в турецкой армии тоже свирепствовала эпидемия тифа, занесённая в Турецкую Армению из Месопотамии.
Из штабов корпусов, дивизий, отдельных отрядов приходили и другие не менее тревожные донесения. Из-за отсутствия фуража, бескормицы и болезней лошадей и верблюдов армейские обозы оказались приведёнными в полное расстройство. Поставки в армию живой обозной «техники» из России почти прекратились. На местах — в тыловом Закавказье и в северных персидских провинциях — всё труднее было приобрести и лошадей, и верблюдов.
Падеж лошадей привёл к тому, что немало артиллерийских батарей, стоявших на огневых позициях, оказались полностью без конной тяги. Пушечные и мортирные батареи не могли идти вперёд, то есть участвовать в наступлении, менять свои
Снабжение действующих войск передовой позиции к концу года резко ухудшилось. Причина была всё та же. Укомплектованность тыловых транспортов составляла уже только сорок процентов.
В-третьих, большая заинтересованность союзников, особенно англичан, в активизации действий русских войск с целью исключения наступления турецких сил на других азиатских фронтах, которые проходили по арабским землям Турции. Речь шла о близкой к Кавказу Месопотамии и далёкой от неё Палестины.
Именно этим генерал Юденич обосновал негативное отношение Ставки Верховного главнокомандующего к его предложению, которое он высказал в разговоре с начальником штаба генералом Алексеевым:
— Михаил Васильевич, вы ознакомлены с моими докладными записками о санитарном состоянии Кавказской армии и её тыловых транспортов?
— Да, ознакомлен. Лично доложил государю.
— Премного благодарен за это, Михаил Васильевич. Какова была реакция его величества?
— Он не приемлет ваше главное предложение отвести войска к источникам питания: центром к Эрзеруму, правым флангом к государственной границе.
— Но если этого не сделать, армия потеряет свою прежнюю боеспособность.
— Об отводе войск с захваченной территории Турции не может быть и речи, Николай Николаевич. Неужели вы этого не понимаете?
— Понимаю, но у меня уже немало полевых батарей лишились конной тяги. А о тифозных лазаретах, переполненных с осени, и говорить не хочется.
— Относительно медицинской помощи: принято решение направить на Кавказ большую группу мобилизованных врачей. С ними отправляются медицинские сёстры с курсов. Среди них много добровольцев.
— Спасибо. Весьма признателен за такую заботу.
— Что касается тягловой силы для обозов, то постарайтесь решить эту проблему на месте, у себя.
— Такой возможности у меня почти нет.
— Изыскивайте. Ставка может помочь вам только в лечении конского состава армейской кавалерии.
— Есть ли надежда на то, что император пересмотрит своё отношение к моим предложениям?
— Даже и не надейтесь. Союзники даже при частичном удовлетворении ваших просьб предъявят России не одну ноту протеста.
— Тогда где же выход?
— Выход в прочном удерживании занимаемых позиций...
И последним, четвёртым обстоятельством, которое «давило» на командующего Кавказской армии в принимаемых им решениях, стал климат.
У Юденича в самом конце декабря 1916 года состоялся телеграфный разговор с начальником штаба 4-й Кавказской стрелковой дивизии генералом Квинитадзе. Тот со свойственной грузинам вспыльчивостью высказал Николаю Николаевичу все трудности фронтовой жизни для подчинённых ему пехотинцев:
— У провода генерал Юденич. Кто у аппарата?