Юдифь и олигофрен
Шрифт:
— Получается, что у тебя две группы заложников.
— Они все вместе, — тихо сказал Тимур, — в пещере.
— Ничего не понимаю, — снова удивился я. — Какая связь между Кривым и Омаром?
— Я тоже не понимал, — сказал Тимур, а затем вскочил на ноги, яростно потрясая кулаками. — Сука! Он меня провел, как пацана! Прикинулся мафиози! Кто бы ему иначе позволил оружие собирать?!
— Не бери дурное в голову, — миролюбиво произнес я, поскольку по моему телу медленно растекался чистый физиологический кайф. — На хрена попу гармония?
— Ладно, отдохни немного, — позволил красный
Я зажмурился от удовольствия, тихо постанывая, чтобы меня никто не слышал, даже я сам. Кайф — дело интимное, поэтому я прикинулся дурачком, чтобы Тимур оставил меня в покое со своими проблемами. У меня своих проблем по горло. Почему говорят, по горло, а не по голову? Сразу почудилась проблема в виде гильотины. Наверное, человек задохнется, если проблемы будут по голову. Это очень важно, поскольку мою голову Тимур собирается сунуть в петлю. Почему говорят, сунуть в петлю голову, а не шею? Конечно, голова всегда впереди. С другой стороны, как можно повесить за голову? Это за яйца, при определенной сноровке, можно повесить, а за голову сложно. Зато правильно говорят, сунуть голову в пасть льву. Я умею скрывать страх, но я не дрессировщик.
Он меня, видите ли, посредником посылает к обезумевшим убийцам. Хорошее предложение! Промидол вколол, чтобы я контроль потерял. Скотина заботливая из контрразведки! Что я совсем из ума выжил, чтобы подставлять свою жопу (хорошо, что не сказал голову) ради священнослужителей. Религия — опиум для народа. Правда, опиум? Все равно не соглашусь. Во-первых, мне и так хорошо. Во-вторых, я боюсь уколов. В третьих, не буду же я рисковать жизнью из-за наркоты, вернее — религии. Хотя, если подумать. Нет, это за веру можно отдать жизнь, а за религию нельзя. Меня не касается, что захватывают в заложники попов, раввинов, мулл и лам. Впрочем, далай-ламу я уважаю. Свободу тибетскому буддизму! Долой китайских захватчиков!
Все военные одинаковы, даже если они одеты в гражданское. Впервые надев солдатскую форму, я почувствовал себя в безвоздушном пространстве. Особые сложности были с портянками, которые я не мог правильно замотать. В конце дня на ногах образовались кровавые мозоли. Ходить я не мог, но зато бегал довольно прилично. К счастью, большую часть времени приходилось бегать. Второй проблемой был воротничок, который нужно было ежедневно нашивать на ворот гимнастерки. К шитью я оказался более способным, чем к заматыванию портянок, но на это уходило много времени. Командир батальона, осматривая выстроенных на плацу новобранцев, заметил, как мой воротничок топорщится во все стороны, и позвал старшину:
— Этот солдат должен мыть туалет до тех пор, пока не научится пришивать воротничок!
Старшина тут же позвал сержанта, который всем видом показывал готовность немедленно тащить меня в туалет, а может быть, еще дальше, чтобы всеми средствами научить шить. Подполковник, старшина и сержант были великолепными представителями мужской половины человечества. Здоровенные самцы, занятые своим делом. Старшина резким, хорошо отработанным движением так угрожающе близко придвинул свое хищное лицо, что я ощутил идущий изо рта запах борща.
— Товарищ солдат! — с яростью
Самым тяжелым испытанием была неизменная обязательность. Ежедневно в шесть часов утра дневальный кричал во всю глотку «рота подъем!». Нужно было встать, быстро одеться и бежать на зарядку. Сильно давили на психику серые стены высокого забора, окружавшего военный городок. Я чувствовал себя в замкнутом пространстве, как пойманный в клетку зверь. Вскоре я перелез через забор и пошел на почту, чтобы позвонить родителям. После этого стало немного легче.
Началось испытание бессонницей. За малейшее неповиновение, а я не был склонен повиноваться, следовал наряд вне очереди, что означало четырехчасовой сон. Часто я не спал двое суток подряд, а иногда даже три, но зато научился спать во всех положениях, кроме одного. В отличие от лошадей, я не мог спать стоя. Заснувшее тело делало шаг вперед, и я просыпался, чтобы через некоторое время попытаться заснуть снова. Я стал постоянным дневальным. Нужно было стоять возле тумбочки и отдавать честь входящим офицерам. Однажды я недостаточно рьяно отдал честь начальнику штаба и получил приказ десять раз отдать честь столбу, пройдя мимо него строевым шагом, что я сделал с большим удовольствием.
Вскоре батальон погрузил технику на платформы и поехал на полигон в Бердянск, где производили пуски ракет и прочую проверку военной техники. Солдаты ехали в товарных вагонах и двое суток спали на наспех сколоченных нарах, которые так остро пахли деревом, что ассоциировались с гробом. Офицерский вагон отличался только наличием тюфяков. Дорога была интересна тем, что приходилась мочиться прямо на ходу поезда в перегороженный двумя досками проем. Ветер легко мог озадачить неопытного солдата, плеснув струю мочи обратно в вагон.
Полигон расположился в приморской степи. Сразу по приезде я попал в охранение. Вскоре началась сильнейшая гроза. Небеса отворились, и оттуда полились тяжелые потоки воды. Я мгновенно промок, ибо спрятаться было негде, кроме низкорослых деревьев. Однако молнии так обильно вонзались в землю, что стоять под деревьями было опасно. Я предпочел выполнить солдатский долг и на следующий день заболел сильнейшей ангиной. Военный врач заглянул в мое горло, в ужасе отшатнулся и посоветовал спрятаться от комбата, поскольку все солдаты были заняты строительными работами по устройству лагеря.
В госпитале я провел пять самых лучших дней в Советской Армии. Вскоре идиллия завершилась, поскольку в городе началась эпидемия дизентерии. В одной из армейских частей, где служили более тысячи солдат, целый день не было воды. Под вечер жаждущие бросились пить застоявшуюся воду, и все заболели. Дизентерия была очень тяжелой с высокой температурой. На территории госпиталя разбили палаточный лагерь, чтобы поместить всех нуждающихся в помощи. Я видел, как их привозили в закрытых, битком набитых фургонах. Почти все больные шатались, некоторые падали на землю. На следующий день всех ходячих больных выписали. В Бердянске был зафиксирован случай холеры. Тем не менее, я ел грязными руками немытые фрукты с деревьев, которые росли прямо на улице. Товарищ сделал мне замечание.