Юго-Восток
Шрифт:
— Не по горло, — утешил Чич. — Но там кое-что похуже воды.
— Скажи, коли знаешь, — Иголка подняла повыше маленькую лампу.
— Пока не знаю, — Чич задрал обе руки, они стали почти одинаковые. Новая рука старела, покрывалась толстыми волосьями, вены выпирали. — Пока не знаю, красавица. Я ведь мозги вперед запаха чую. А там мозгов-то особо нет…
— Над нами метров шесть уже, — Голова потрогал верх трубы, она сырой стала. Мелкие капельки вниз стекали, но пока не хлюпало.
— Мы уже под рекой, — сказала Иголка. — Вода над нами.
Ну чо, мы все шепотом говорили, хотя никто за нами не
— Это не от холода, — говорит. — Это с непривычки. Я в лесу всю жизнь прожила, не то что вы, подземники чумазые.
Мы с рыжим не обиделись, она ж правду говорит. Тут впереди закапало сильнее, ручеек мелкий побежал, а по стенам всякая дрянь стала попадаться. Светляки поганые ползали, гусенички прозрачные, мокрицы. Мой факел стал светить совсем худо, у рыжего тоже один дым валил.
— Сколько шагов прошли? Ты считаешь?
— Ну да, сейчас на стенке нацарапаю. Славка, ты глянь, кто там ползет?
— Пока никто опасный не ползет, — сказала Иголка и принялась чихать. От ее чихов эхо понеслось гулять, у меня аж зубы заныли. — Дальше много воды, — добавила Иголка, когда маленько уняла свои чихи. — Придется раздеваться, под воду лезть. Очень холодно будет, вот так.
— Может, назад вернешься? — спросил ее Голова.
— Не вернусь!
— А как ты без одежды в воду полезешь? — уперся Голова. — Я грю те, Славка, одни хлопоты от бабы в походе. Верни ты ее на Пасеку, пропадем мы с ней!
— Ой-ой, тоже мне пер-дюсер! — мигом оскалилась Иголка. — Это еще кто с кем пропадет?
— Эй, не галдите оба! — Я их за шеи взял, тряханул малость, чтобы мозги верно встали. Утихли, они ж не враги другу дружке. Но я после того давнего трепа с Головой стал на него маленько иначе глядеть. Если он с моей бабой собачился, мне казалось — вдруг он так чувства свои страстные скрывает? Мне сеструха вон по памяти из книжки читала, что, мол, обижают сильнее тех, кого любят. Заумно, конечно, сразу и не поймешь, уж больно хитро древние в книжках писали. Ясное дело, пока мне с рыжим не до споров было. Нам бы живыми вылезти, уже здорово.
— Это магистральный тоннель, — сказал Голова, когда мы дошли до второй развилки. Наверное, час спустя, кто же время считал? Разложил рыжий карту под трубой, Иголка светила, а я с мечом и арбалетом пялился в темноту. — Ты глянь, вот эти значки. На карте и на стене симметрично. Если я верно понял, мы на два метра ниже дна реки зарылись. С этой развилки… непонятно куда идет, листа не хватает.
— Фигня это все, — у Иголки маленько зубы стучали. — Фигня все ваши развилки, давайте наверх скорее!
Я поглядел туда, в сторону. Несколько кабелей на толстых крючьях сворачивали в боковой тоннель, еще там я видел наглухо закрытые двери, сразу две. Видать, двери никто не открывал все эти двести лет. Ясное дело, руки у меня так и чесались, все же я охотник или кто? Если бы не Иголка, я бы, может, рискнул. Вдруг там богатства несметные? Голова наверняка так же думал, ага, подморгнул мне. Но я сказал — все, пошли дальше.
Странные такие ощущения, когда в трех шагах ничего не видать. Вроде как воздуха не хватает, что
Трижды мы привал делали, уж больно тяжело таскать на себе железа столько. Дык без оружия еще страшнее, ешкин медь. Особо рыжий устал, он же, дурень, еще у кио добычу ихнюю прихватил. Иголка устала сильно, от воздуха спертого качалась аж, но не жаловалась. Отшельника сильно лихорадило, нацепил на себя одежду взад, еще у рыжего меховую выворотку выпросил, а все равно зубами стучал. И похудел страшно, аж щеки внутрь ввалились. А я глядел на него и думал — чо бы нам три бутыли желчи тогда не взять? Вон какая от нее польза, кто бы поверил, что рука по новой отрастет?
Пришел момент, когда мы уперлись в стену. Я отдал рыжему печенег, сам стал щупать, щекой приложился. Ну чо, ни ветра, ни щели, словно в гору уперлись. В ледяную гору, пар у меня изо рта валил, труба рядом в толстом слое инея сверкала.
— Чо делать-то, Чич? Взад топать, что ли?
— Смотрите карту, — отшельник еще сильнее застучал зубами. — Не может быть тупик.
— Держи пулемет, — проснулся вдруг Голова. — Я еще раз поищу. Если только…
Стали мы вместе глядеть. Потом по трубе лазали. Дык по ней лазать бесполезно, труба в стену уходила, а проход кончался. Обнял я Иголку, стою и думаю — и чо я такой непутевый? Куда теперь взад идти, Хасану, что ли, кланяться?
— Эй, все сюда, я нашел, я понял! — загудел из мрака Голова.
Так мы попали в метро.
33
МЕТРО
Побежали мы, ясное дело, обрадовались.
Оказалось, рыжий назад на полсотни шагов ушел. Точнее сказать — отполз, на карачках отползал, ножиком в трещины тыкал и светил. Устали мы, выходит, проскочили люк, хотя люк здоровый оказался. Рыжий час, наверное, с замком бился, пока не разгадал, в каком месте ломать. Взрывать не стали. Вдруг заклинит, да и глохнуть в тоннеле не шибко хотелось, ага.
— Ой, мамочки, как воняет! — пискнула Иголка.
Люк открыли — ничо не видать, но смрадом в ноздри ударило, это точно. Места под нами было очень много, ветер там гулял, вода далеко шумела.
— Давай факел… не кидай, на веревке спустим. Вот так, ладненько, трави помаленьку.
— Я туда не хочу, — сказала Иголка, когда рыжий отмотал десять локтей веревки. — Там кто-то есть.
— Не галди, — попросил я. — Рыжий, это чо? Ты смотри, глубоко как!
Факел тихонько упал между рельсов. Рельсы я сто раз видел наверху, хотя от них мало что осталось. Здешние рельсы, хоть и заржавели, казались жутко крепкими. Между ними в лужах болтались мелкие водяные твари. Небось не привыкли к свету, стали беситься, на сухие шпалы выпрыгивать. Я маленько отупел, гляжу на веревку, на факел хилый и гадаю — откуда под землей рельсы. Ведь на рельсах вагоны стоят, а внизу откуда вагоны?