Юго-запад
Шрифт:
Подошел и встал рядом лейтенант Бахарев.
— Здорово! — сказал он.
Талащенко не понял.
— Что именно?
— Здорово, говорю, получается, товарищ гвардии майор! Наши танки на Дунае, под Будапештом!..
— А-а! Добре, добре,— рассеянно ответил командир батальона, не отрывая глаз от противоположного берега. Там шоссе шло параллельно реке, и в мутной сырой мгле медленно таяла дрожащая цепочка огней. Воспользовавшись непогодой, полк Гоциридзе двигался с включенными фарами, и далекая
Катя сидела в кабине грузовика, молча наблюдая за суетой на переправе. Очень хотелось спать. Может быть, от того, что рядом, уткнувшись в баранку, тихо всхрапывал пожилой санротовский шофер, но скорее всего просто от усталости. Всю прошлую ночь обрабатывали раненых, утром отправляли их в медсанбат, а днем грузились.
— Санрота семнадцатой? — громко спросили вдруг снаружи.
Катя узнала Талащенко и удивилась: «Он здесь?»
— Ну что вы там? Уснули?
Он сказал это нетерпеливо, с раздражением и уже хотел было пойти к соседней машине. Катя открыла дверцу.
— Да, да — санрота семнадцатой.
— Погодите,— медленно проговорил Талащенко, возвращаясь обратно,— Вы ж, кажись, Катерина Васильевна? Ну, конечно — новенькая! Здравствуйте! — Он снял перчатку, протянул Кате руку и, не выпуская ее руки из своей, спросил: — Наверно, надоело ждать? Ничего! Сейчас мы вас переправим... Сухов!
По ту сторону грузовика послышались торопливые шаги.
— Я здесь,— сказал, появившись из-за машины, Сухов.
— Давайте двигаться.
— Ясно. Грачев, заводи!
Передняя машина тронулась. Шофер, сидевший рядом с Катей, помотал головой, отгоняя сон, нажал на стартер и вывернул баранку руля, выводя полуторку на середину дороги.
— Не гони! — предупредил его вскочивший на подножку Талащенко.— В кювет затянет.— Он склонился к окошку.— И чего вы, Катерина Васильевна, так рано туда едете?
— Какая разница когда!..
Далеко позади, в самом начале спуска к переправе, неожиданно грохнул снаряд. Послышалось громкое, испуганное ржанье лошадей, крики, автомобильные гудки.
— Ну вот, начинается! — Талащенко с досадой оглянулся.— Теперь на полчаса, как по расписанию... Стой, водитель! Надо переждать.
Он соскочил на землю и широко распахнул дверцу:
— Идемте. Тут блиндажик.
— А доктор? — спросила Катя.
— Возьмем и доктора. Быстрей!
Разрывы стали чаще. По сторонам, озаряя снежную мглу, с грохотом вспыхивали голубовато-рыжие столбы огня.
Передняя машина, «санитарка», взяла вправо и сразу остановилась. Около нее мелькнула темная фигура Сухова.
— Быстрей, говорю! — прикрикнул на Катю Талащенко.— Мы в укрытие,— пояснил он Сухову, который уже оказался около них.— Идемте!..
— Я не могу оставить роту! — холодно
Новый разрыв громыхнул совсем близко, и блеск пламени на миг высветил бледное, худое лицо Сухова, сверкнул в стеклах его очков.
Катя прижалась к машине.
— Сергей Сергеич!..
— Идите! — крикнул командир санроты.
Талащенко схватил Катю за руку.
— Сюда... Канава... Прыгайте!
Катя споткнулась и упала. Он наклонился над ней, помог встать. В лицо ему пахнуло запахом ее волос.
— Пустите, я сама.
В блиндаже, длинном и узком, у запасного выхода, потрескивая и мигая, горела свечка. Зеленин сидел возле бревенчатой стены на куче соломы.
— Саша! — позвал Талащенко. — Дай-ка плащ-палатку! Вот, Катерина Васильевна, постелите и садитесь.
— Спасибо. А вы?
— У меня дела, — Талащенко невесело улыбнулся. —Мне надо быть там, наверху.
Сдав смене свой пост, Ласточкин и два других автоматчика пришли в расположенно взвода промерзшие и голодные.
Рота обосновалась в нижнем этаже длинного дома, похожего на контору, километрах в двух от переправы, на территории кирпичного завода. Здесь тоже было холодно, но все-таки теплее, чем на улице, где Ласточкину и его товарищам пришлось пробыть в охранении почти три часа. Кое-где горели коптилки, в самой большой комнате топилась железная печка. Солдаты спали на полу, лежали, накрывшись шинелями и полушубками, на деревянных диванах, на составленных вместе стульях.
Возле печки сидел на табуретке Приходько. Открыв чугунную дверцу, он при свете пламени читал какие-то бумаги.
«Спал бы лучше, — подумал уставший и продрогший Улыбочка. — А то — читает! Читатель! Сейчас только дрыхнуть! »
Приходько читал старые письма. Старые потому, что новых он не получал три с лишним года — с тех пор, как немцы заняли Донбасс. Потом, отступая, они всех родных Приходько, отца, мать, брата и жену с трехлетним сыном, угнали в Германию. Он поднял голову, кивнул на котелки с ужином, стоявшие возле кривых ножек печки:
— Рубайте, это вам.
Автоматчики молча начали есть.
— Сменились, гвардия? — приподнявшись на локте, спросил Авдошин, дремавший неподалеку на жестком деревянном диванчике.
— Сменились, — улыбнулся Ласточкин,
— Приказ был...
— Какой приказ?
— Верховного Главнокомандующего. За взятие Эрчи. Нашей бригаде тоже благодарность.
— Эрчи? — переспросил Ласточкин.— Это какой Эрчи?
— Да на том берегу. Горит сейчас. Отсюда видно. Завтра, видать, и нас на ту сторону обратно перебросят. А то бригада как попрет, потом ищи-свищи!..