Юконский ворон
Шрифт:
? Иуда ты, иуда! ? кричала женщина. ? И хуже даже иуды. Продешевил малость. Тот хоть тридцать сребреников получил, а ты одну медальку, да и то оловянную! Ты на себя погляди, на свою богомерзкую рожу. Незадаром тебя жена бьет, тебя убить, иуду, мало! Как у тебя только совести хватило? Ослепнешь ты когда-нибудь, как ослепла стража у гроба господня.
? Служба, присяга, ? бормотал сержант, взволнованный сравнением, заключенным в последних словах стряпки, ? глупая ты баба ? не поймешь: раз начальство прикажет, то и брата родного будешь караулить. Мне господин Загоскин ничего не сделали, окромя хорошего. На плацу недавно две полтины дали. А мне
? Как был ты Левонтий-бормотун, так им и останешься! А если тебе начальство убить кого прикажет?
? Это ? смотря кого и когда. Ежели при военном каком деле…
? Да ты и сейчас убивец. Человек больной, лишившись чувств, лежит который день, а ты у него над душой сидишь. А что мне лекарь сказал? Чтобы никакого расстройства не допущать… А ты им все чувства разобьешь.
? Эх, пропустить малость… Пальцы мозжат. У тебя, Таисья Ивановна, ничего нет согреться? Да перестань ты, богом молю!
? В аду тебя черти согреют. Не перестану!
? Да разве это караул? ? с чувством спросил сержант, возвысив голос. ? Это не караул, а забава детская. Вот когда был я при Петровскозаводских казаматах ? там действительно караул. Шестьдесят четыре нумера, на каждом нумере решетки железные, вход ночью на четыре замка запираешь. В кордегардии насупротив казаматов бойницы понаделаны, чуть что непорядок ? и стрельба фрунтом беглым огнем. Строгость! Идешь в караул, и ежели у тебя не токмо что оружия, а амуниция не в аккурате, то тебя господин плац-майор беспременно бьют по морде. Я там еще нижним чином был, девять зубов оставил и сержанта получил. Вот это, я скажу, караул.
? А в казаматах-то кто сидел? Воры или убийцы? ? Не воры, а государственные преступники, все больше из господ, ? офицеры и флотские, и иные. Много, говорю, ? шестьдесят четыре нумера. Всех теперь и не упомню. Ну, господин Завалишин, Кухенбекен, Торсон, Пущин Иван Иваныч, Бестужевы господа… Всех я их отлично знал, и они меня небось помнят.
? Ох, боже ты мой! ? вскричала Таисья Ивановна. ? Завалишин, говоришь? Они из себя какие ? росточка малого?
? Да, невысокие…
? Из моряков?
? Флотские.
? А звать не Дмитрий Иринархович?
? Именно. Да ты нетто их знала?
? Как не знать, бог ты мой! Завалишин с господином Нахимовым в Ново-Архангельск на фрегате приходили, у меня бывали. Я им мундир починяла еще. А были в тот год, когда индиане на огороды нападение сделали и преосвященный тогда же в Ситху прибыл. А зимовать господин Завалишин ходили в Сан-Франциску. Помню я, как они мне из форта Росс виноградную ягоду привезли; там наши русские попервости виноград сняли, ? умилилась Таисья Ивановна. ? Ягоды отдали мне, помню, и говорят: «Утешайся, Таисья, от своей горькой жизни». Уважительные очень люди были… А Кухенбекен? Росту высокого, лысоватый? Тоже знала, со шлюпа «Аполлона» лейтенант… А где же они теперь?
? Известно где ? на поселении. Кандалы с них сняли и разослали в города и деревни ? жить трудами рук своих.
? Ирод ты, Левонтий! ? сквозь слезы выговорила женщина. ? Даром что ты безответный такой, а грех большой на душу принял. Таких людей караулил! Да как тебе не совестно было, как у тебя душа не сгорела, глаза твои не лопнули! То-то они у тебя повыцвели ? поди, стыдно на божий свет глядеть. А я про Завалишина дознаться ничего не могла; три года ему отсюда писала про свое дело, чтобы в Питере отхлопотал. Как пойду на
? Ты смотри, баба, с такими речами! ? захорохорился сержант. ? Знаешь, что я по присяге должен сделать? Про такие твои слова сказать Калистрату, а он доложит их высокоблагородию, а господин главный правитель отпишет министру, а министр ? царю. А государь император прикажет сенаторам сыскать в Америке ремесленную вдову Таисью Головлеву да в Сибирь ее, в Сибирь! Там тебя спрашивать не будут, где ты жить хочешь: за тебя начальство побеспокоится и тебе место найдет, где само захотит. Местов много… Чита, Нерчинский или там Петровский завод. Будешь, дура баба, тачку возить да руду долбить. А вздумаешь бунтовать ? прогонят тебя по зеленой улице али палач кнут на тебе отмеряет. Каторгу отживешь ? тебя на поселение. А там, глядишь, состаришься и сама жить не захочешь. Я службу хорошо знаю, все естество тебе могу объяснить, жаль только, что рома у тебя нет. Сержанта Левонтия вся Америка мало еще понимает. Я сквозь все прошел. В Новгороде бывал, их сиятельство графа Ракчеева, как тебя, видел. Ты у меня, баба, говори да оглядывайся!
? Страсти какие, сержант, говоришь! ? шумно вздохнула Таисья Ивановна. ? Что ты стоишь как пень? Присел хоть бы на завалинку. За это начальство не взыщет. Притомился, поди. Говоришь ? у всех служба. Значит, ты не от себя изверг такой?
? Я тебе, баба, по службе и присяге так говорю, ? сказал, понизив голос, сержант. ? В России малый человек зверем сам по себе никак не будет. А садиться я права не имею ? сполняю устав. Кто тебя знает ? может, ты сама же господину правителю на меня скажешь. А касательно Петровского завода я так объясню: службу я сполнял, за всем следил, докладал по начальству, но человеком оставался. Господа преступники ничего худого про меня никогда не скажут. Да и кто знает ? может, они в люди выйдут да обо мне вдруг вспомнят? Добра я много сделал, ежели на нумера считать, так у меня за это должно быть не девять зубов выбито, а шестьдесят четыре. Да зубов разве на всех напасешься? ? рассудительно спросил сержант.
? А сейчас почему ты такой привязчивый? ? задала вопрос стряпка. ? Все служба да служба, ? передразнила она Левонтия. ? Шел бы сейчас домой, к бабе отдыхать, чем под чужим окошком торчать. А то пойдем с тобой в лес по грибы вместях; глядишь, по ведру и наберем… Одной мне идти ? индиан боязно…
? Так тебе и пойдешь. А Калистрат на что? Враз сюда заявится. Пожалей меня, Таисья, погляди, что твой Загоскин делает? Ведь мне докладать надо.
? Ах ты змей подколодный! Ты за кого меня принимаешь? Да что может больной человек делать? Спит, поди. Ты меня в шпиены зачислить хочешь! Постой, постой, я сейчас только до сеней добегу. Там Кузьма рогатину свою забыл!
Скоро под окошком раздался жалобный крик Левонтия. Загоскин вскочил с постели и подошел к окну. Таисья Ивановна стояла прямо перед сержантом, держа в руках копье Кузьмы. Широкий железный наконечник упирался прямо в грудь Левонтия, и он закрывал рукой место, где была привешена оловянная медаль.
? Сам уйду, не трожь! ? кричал сержант. ? Только ты за это ответишь!..
? Иди, докладай, иродово семя! ? зло ответила Таисья Ивановна.
Вслед за этим наступило молчание. Загоскин понял, что сержант Левонтий ударился в позорное бегство.