Юкрич и синдикат "Несчастный случай"
Шрифт:
Воротничок Юкрича соскочил с запонки, а пенсне закачалось, как пьяное.
— Ребята, сколько денег вы можете собрать?
— А для чего тебе деньги? — спросил Роберт Данхилл, осмотрительный банкир.
— Милый мой старичок, и ты не понимаешь? Бог ты мой, ведь это проект века! Первокласснейший план, ей-богу! Мы сложим наши деньги, и оформим годовую подписку на все эти проклятые газеты — все до единой.
— И что? — холодно возразил Данхилл. Банковских клерков учат подавлять свои чувства, чтобы потом, когда станут управляющими, они могли отказывать клиентам в повышении кредита. — Вероятнее всего, ни с кем из нас не произойдет несчастного случая, и деньги будут потеряны.
— О небо, что за осел! — фыркнул Юкрич. —
Последовало долгое молчание. Затем Данхилл заговорил снова. Он мыслил скорее основательно, чем живо.
— А если он не сумеет сломать себе ногу?
— Что? — разозлился Юкрич. — На дворе двадцатый век, к нашим услугам все достижения цивилизации, сломать ногу можно на каждом шагу — а ты задаешь дурацкие вопросы! Чего тут уметь? Сломать ногу способен любой осел. Ну нельзя же так! Мы все на мели — лично я не знаю, как дотяну до субботы, если Фредди не одолжит мне кусочек от своей пятерки. Нам всем нужны деньги, как черт знает что — но вот я показал вам прекрасный способ получить кучу денег, а вы, вместо того, чтобы расцеловать меня за находчивость и смекалку, сидите и изобретаете возражения. Это неверный дух. С таким настроением победы не добьешься.
— Если у тебя так туго с деньгами — возразил Данхилл — как же ты собираешься внести свою долю?
Уязвленный Юкрич поглядел на него через свое кривобокое пенсне. У него был такой взгляд, словно он раздумывал, стоит ли верить своим ушам.
— Я? — вскричал он. — Я? Мне это нравится! Ей-богу, это нечто. Да если есть, черт меня подери, в мире хоть какая-то справедливость, если в ваших сердцах сохранилась хоть крупица порядочности и доброты — мне кажется, вы должны принять меня бесплатно, за то, что я предложил этот план. Нельзя же так! Я вкладываю мозги, а от меня требуют еще и денег. Уж такого я от тебя не ожидал. Я обижен, честное слово. Если бы кто-нибудь мне сказал, что старый друг станет…
— Хорошо, хорошо. — сказал Роберт Данхилл. — Хорошо, хорошо, хорошо. Но я тебе вот что скажу. Если жребий вытянешь ты, это будет самым счастливым днем в моей жизни.
— Нет, это буду не я. — ответил Юкрич. — Что-то мне подсказывает, что это буду не я.
И действительно, это оказался не он. Когда в торжественном молчании, нарушенном только далекой перебранкой официанта и повара, мы завершили жеребьевку — избранником судеб стал Тэдди Викс.
Даже в весеннюю пору юности, когда сломанные руки и ноги воспринимешь не столь серьезно, как в более зрелом возрасте, вряд ли так уж приятно встать посреди большой дороги и ждать, пока на тебя наедут. Вероятно, даже мысль о самопожертвовании не слишком-то проливает бальзам на сердце. Тэдди Виксу она вовсе не пролила никакого бальзама. Проходил день за днем, а он оставался цел и невредим, все яснее показывая, что не чувствует склонности жертвовать собой для общего блага. Юкрич зашел ко мне обсудить эту историю. Вид у него был сердитый. Он подсел к столу — я как раз собирался приступить к скромной утренней трапезе — выдул половину моего кофе, и глубоко вздохнул.
— Ей-богу, — глухо простонал он — это невыносимо. Напрягаешь мозги, придумываешь план, как нам всем разжиться деньгами — а ведь нам сейчас всем нужны деньги! Нападаешь, наконец, на самую простую, и в то же время самую роскошную идею нашего времени — и тут приходит Викс, этот подонок, и все портит, увиливая от своих прямых обязанностей. Ведь надо же было, чтобы именно он вытянул жребий! А хуже всего, дитя мое, то, что теперь нам придется идти с ним до конца. Нам не собрать денег на вторую подписку. Или Викс, или никто.
— Может быть,
— Вот и он так говорит — угрюмо буркнул Юкрич, поедая мои гренки. — Он говорит, что не знает, с чего начать. Его послушать, так попасть в аварию — невесть какая хитрая работа, требующая многолетнего обучения и тренировки. Да любой шестилетний ребенок справился бы за пять минут, стоя на голове! Он просто чересчур придирчив. Даешь ему добрый совет — так вместо того, чтобы принять помощь, он изобретает какие-то мелочные отговорки. Невероятно привередливый тип. Вчера вечером возле нас подрались два матроса с военного корабля. Славные, дюжие ребята — любой из них уложил бы его в больницу на месяц. Я ему предложил вмешаться и разнять их. А он говорит, нет; это, мол, частный спор, не имеющий к нему отношения, и он, мол, не считает такое вмешательство обоснованным. Нашел время для жеманства. По-моему, дитя мое, на него просто нельзя положиться. Он трус. Зря мы вообще допустили его к жеребьевке. Могли бы догадаться, что толку из него не будет. Ни совести, ни чувства товарищества. Не желает перенести ничтожнейшее неудобство ради общего блага. У тебя есть еще джем, дитя мое?
— Нет.
— Тогда я, пожалуй, пойду. — задумчиво сказал Юкрич. — А ты не сможешь, — добавил он, стоя в дверях — одолжить мне пять шиллингов?
— Не смогу. Как ты догадался?
— Тогда — Юкрич, как всегда, был справедлив и благоразумен — ты угостишь меня сегодня обедом. — На мгновение он приободрился при мысли о таком удачном компромиссе, но тут же снова помрачнел. — Когда я думаю — сказал он — о тех деньгах, что спрятаны внутри этого малодушного пескаря, мне хочется плакать. Плакать, дитя мое, как маленький ребенок. Никогда он мне не нравился — и глаз у него дурной, и волосы завивает… Никогда не доверяй мужчине с завитой прической, старина!
Юкрич был среди нас не единственным пессимистом. Прошло две недели, а Тэдди Викс оставался цел и невредим, не считая легкого насморка, да и от того избавился за два дня. По общему мнению негодующего синдиката, положение становилось отчаянным. Не было никаких признаков, что вложенный нами огромный капитал обещает принести прибыль. А тем временем нужно было покупать еду, платить квартирным хозяйкам и пополнять запасы табака. Чтение утренней газеты превратилось в очень грустное занятие.
По всему земному шару, как ежедневно сообщали информированные источники, происходили всевозможные несчастные случаи — происходили практически с каждым, кроме Тэдди Викса. Фермеров в штате Миннесота перемалывало жатками, индийских крестьян перекусывали пополам крокодилы; от Филадельфии до Сан-Франциско на головы прохожим с небоскребов ежечасно летели железные балки; а уж рыбой и колбасой не травились только те, кто еще прежде успел свалиться со скалы, врезаться в стену на автомобиле, оступиться в канализационный люк или легкомысленно почистить заряженный револьвер, полагая, что он не заряжен. Казалось, что по искалеченному миру одиноко разгуливает Тэдди Викс, в целости и сохранности, пышущий здоровьем. Такие мрачные, беспросветные, безвыходные положения, такую иронию судьбы любят описывать авторы русских романов. Конечно, я не мог винить Юкрича за то, что он решился действовать сам. Я жалел только, что ему не повезло и великолепный план провалился.
О том, что Юкрич хочет поторопить события, я впервые догадался, когда мы с ним однажды вечером гуляли по Кингз Роуд. Он привел меня на Маркхем-сквер: в этом унылом захолустье он прежде снимал комнату.
— Зачем мы сюда пришли? — спросил я его. Мне там не нравилось.
— Здесь живет Тэдди Викс. — ответил Юкрич, — в бывшей моей комнате. —
Это нисколько не добавило Маркхем-сквер очарования. Каждый день я все больше жалел, что свалял такого дурака и вложил последние деньги в заведомо убыточное предприятие. К Тэдди Виксу я ощущал холодную неприязнь.