Юлианна, или Опасные игры.
Шрифт:
– Не понимаю…
– Кто тебя в Келпи устроил?
– Моя мачеха.
– Она у тебя ведьма?
– Что-то такое в ней есть. Но сама она называет себя экстрасенсом.
– Маскировочка, – понимающе кивнула Дара. – Экстрасенсы, целители, прорицатели, профессора оккультных наук – все это просто ведьмы и колдуны, и в сиде мы их так и зовем. Нам тут притворяться незачем.
– А что значит «в сиде» ?
– В сиде значит внутри холма. Такой полый холм, как наш, в котором живут маги и волшебные обитатели, называется «сидом».
– Магло ?
– Да. Человечество делится на два рода – магло и быдло. Про быдло мы с тобой вчера говорили, а магло – это лучшая, передовая часть человечества, владеющая магией. Вам это все объяснит миссис Балор на уроках людоведения.
– А как понять «внутри холма» ?
– Вот глупая! Тебя сюда на машине привезли?
– На машине.
– А машина куда въехала?
– В гараж…
– А гараж где находится?
– Верно, в холме… Я думала, что школа находится за холмом, что мы его насквозь проехали.
– Ничего подобного – все внутри!
– Да нет, ты меня разыгрываешь! А как же сад?
– И сад внутри сида.
– А солнце?
– Оно светит сквозь стеклянную Башню фоморов. Она так устроена, что над нашим садом солнце всегда стоит в зените.
– А небо?
– Небо мы тоже видим сквозь стекло.
Аннушка подбежала к окну, распахнула круглую раму и высунулась наружу. Утренний воздух был свеж, в саду пели птицы, деревья шелестели на легком ветерке, а небо, голубое и чистое, и в самом деле было видно сквозь едва заметные грани стеклянной пирамиды. И, как это ни странно, оно от этого казалось только ярче, синее.
– А дождик тут у вас бывает?
– Бывает. Когда леди Бадб сердится, бывает не только дождь, но и настоящая буря.
– Интересно!..
– Нет, когда леди Бадб начинает бушевать, это совсем не интересно, а страшно. Хорошо, что сердится она редко.
– Она не строгая?
– Совсем нет. В нашей школе ученицам дана полная свобода. Знаешь, как мы учителей-быдликов изводим! Ого-го! И ничего, нам все сходит. По-настоящему леди Бадб сердится только тогда, когда кто-нибудь против магии выступает. В прошлом году одна греческая девчонка вдруг посреди учебного года решила бросить школу. Она заявила, что православная девочка не должна заниматься колдовством. Ух, как леди Бадб бушевала, половину деревьев в саду бурей поломала!
– А девочка?
– Она хотела уехать домой или перейти в обыкновенную школу здесь, в Ирландии. Я про нее лимерик сочинила:
Как одна ученица из Греции Все решала, куда б это деться ей?
Мы сказали куда, но совсем не туда унесло ученицу из Греции.
– Леди Бадб ее наказала?
– Еще как! Отправила кататься на Келпи. Аннушка вспомнила очаровательную белую лошадку и подумала, что леди Бадб просто потрясающе добра, если провинившуюся ученицу в наказание отправила кататься на лошадке. Может быть, греческая девочка не умела ездить
– Вот тебе мои старые хоббичьи сапожки: надевай и никогда не снимай, и все будут знать, что ты из моей Норки.
– Ты что, сама их больше не носишь?
– Нет, они мне малы стали.
Аннушка взяла протянутые Дарой мохнатые сапожки и вдруг вспомнила, как в начале лета Юлька тоже подарила ей мохнатые тапочки со щенячьими мордашками. Взяла она их с собой или забыла положить, когда вчера утром собиралась в дорогу?
– Ты чего задумалась?
– Сестру вспомнила, – сказала Аннушка, вздохнула и вытерла набежавшие на глаза слезы.
– Она у тебя что, очень вредная?
– Нет, она хорошая, веселая и добрая.
– Так чего же ты плачешь?!
– Соскучилась…
– Глупости! Вот я ни капельки не скучаю по своей семье.
– Семьи разные бывают, – тихо сказала Аннушка. Она подумала, какая она, в сущности, счастливая девочка: у нее есть папа, бабушка и Юленька… Но вслух сказала другое: – Как ты думаешь, Дара, а что мне сверху надеть?
– Да хоть ничего! У нас этому значения не придают.
Сама Дара была в полосатом зелено-желтом купальнике, что в сочетании с мохнатыми коричневыми сапожками производило забавное впечатление.
– Я лучше надену джинсы и майку, – сказала Аннушка.
– Надевай и пошли скорей в Каминный зал, есть ужасно хочется!
– Погоди, я еще не готова, я даже не умывалась еще.
– Охота тебе время тратить на ерунду! Потом сходим к озеру и выкупаемся.
– А зубы почистить?
– Предрассудок! Съешь яблоко за завтраком – зубы и очистятся.
– Что-то я еще должна утром сделать…
– Ничего не должна! Кровати боуги застелют, и комнату они уберут. Пошли. Все уже завтракают!
– Ладно, идем.
И все-таки Аннушка смутно чувствовала, что утро началось как-то неправильно, пропущено что-то важное и нужное.
Ангел Иоанн ходил взад и вперед по плоской верхушке холма, поглядывая на сид Келпи: когда же наконец, прозвучат ясные слова Аннушкиной молитвы и можно будет выхватить меч и смело идти к своей любимой отроковице – и ни один бес не посмеет встать у него на дороге!
Сид проснулся. Из вершины стеклянной Башни фоморов, словно ядовитый дым из заводской трубы, валили клубы зловещих испарений, людям невидимые, Ангелу противные, демонам приятные. А демонов в сиде битком набито, и местных, и явившихся в сид вместе с новыми ученицами. Иоанна, впрочем, никто не задевал – бесы делали вид, что не видят одинокого Ангела на соседнем холме. Только Келпи иногда поворачивала голову в его сторону и внимательно, изучающе на него смотрела.
Аннушка первой вышла из Норки через круглую дверь и остановилась в испуге.