Юлиус Фучик

Филиппов Василий Никитович

ПОДПОЛЬЕ

Мы все, что с нами будет, ожидали,Мы не страшились бури и невзгод,Мы с чешскою судьбой себя связали,— И с ней — вперед и только лишь — вперед!Ян Неруда

14 марта 1939 года Фучик с Густиной был в советском посольстве в Праге на вечере по случаю 125-летия со дня рождения Тараса Шевченко. Уже прозвучали стихи великого

украинского поэта о свободе, умолкли звуки рояля, разошлись многие гости, но Фучик с группой друзей остался. Задержался он неспроста. Поздно вечером стало известно, что на улицах Остравы происходят столкновения между чехами и немецко-фашистскими солдатами. Чувствовалось, что над страной нависла страшная угроза.

Разыгрывался последний акт мюнхенской трагедии. В Берлин срочно вызвали президента Гаху для «переговоров». Ночной монолог фюрера был краток. Он сказал, что в создавшейся ситуации единственный выход — подписать соглашение, в котором говорилось бы, что чехословацкое правительство вручает судьбу страны фюреру. «В противном случае, — добавил он, — я вижу лишь один исход — уничтожение Чехословакии». После этого Гаха и министр иностранных дел Хвалковский оказались в кабинетах Геринга и Риббентропа, которые должны были заставить их подписать заранее подготовленные документы. Эту сцену, ссылаясь на свидетельства очевидцев, описал французский посол в Берлине Кулондр: «Геринг и Риббентроп были безжалостны. Они в буквальном смысле слова гоняли Гаху и Хвалковского вокруг стола, на котором лежали документы, вкладывая им в руки перо, и беспрерывно повторяли, что, если те откажутся поставить свою подпись, Прага через полчаса будет лежать в развалинах». В 3 часа 55 минут Гаха и Хвалковский подписали требуемые документы. Чехословакия была расчленена, и на ее территории были созданы так называемый «протекторат Богемия и Моравия» и сепаратное «Словацкое государство».

Из посольства Фучик возвратился домой под утро. Спать не хотелось. Он включил радиоприемник и вдруг в такое необычное время услышал голос диктора. Неестественным голосом он зачитывал официальное обращение чехословацкого правительства к населению не чинить препятствий германским вооруженным силам, которые начинают оккупацию Чехословакии.

На улице стояла ненастная погода. Немецкая армия вступала в Прагу по шоссе от Белой горы. Висевшие над столицей тяжелые свинцовые тучи как бы олицетворяли мрачное будущее народа.

Машина за машиной движутся по улицам Праги. Лица солдат под касками надменны и неподвижны. Лишь глаза беспокойно бегают, искоса поглядывая на бурлящую толпу. В чешских землях готовится большевистское восстание, они пришли подавить его и спасти народ, который обратился к ним за помощью через президента Гаху. Начальники им это все точно растолковали в приказе, а что скажет начальник, то для немца свято. Но никто не стрелял по напуганным мотоциклистам. «Молчим и презираем, молчим и презираем», — звучали в душах людей стихи любимого поэта.

Где-то на углу раздается выстрел, молодой паренек, стоявший у фонарного столба, медленно оседает на грязную мостовую. Немецкий мотоциклист рукавом стирает с лица плевок и заученным жестом засовывает в кобуру пистолет.

Фучик скрывается на квартире у актера Ладислава Богача. Ему казалось, что большего унижения он еще не переживал. Невозможно думать, смотреть, дышать, когда случилась такая трагедия. Как в ночном кошмаре, чудовищно перемещались перед внутренним взором его отблески увиденных накануне сцен. Над Градом развевается полотнище

со свастикой, из окна смотрит прибывший в Прагу Гитлер. На каждом углу коричневые фигуры в сапогах и черные — с черепом на рукаве.

Как воплотить свои мысли и чувства в слова и написать их так, чтобы будущие поколения поняли их, чтобы у них они снова перевоплотились в те же мысли и те же слова?

В предисловии к задуманному большому автобиографическому роману «Поколение до Петра», роману о прошлом, настоящем и будущем, Фучик выразил то, о чем думал и что чувствовал в эти роковые мартовские дни, когда при каждом звонке в передней пробегал по телу словно электрический ток и в мыслях вставало страшное слово «гестапо».

«Мы — зерна в земле, Петр. Мы — то есть наше поколение. Так мы говорим. Не все зерна взойдут, не все дадут ростки, когда придет весна. Любой из этих подкованных сапог, что слышны над моей головой, может нас раздавить. Может нас растоптать — случайно, из злобы, из садизма — и мы это знаем. И с этим живем.

Но ты не думай, Петр, что мы боимся умирать. Не все мы останемся жить, но ведь не все и погибнем. И это мы знаем, и с этим живем. Зашелестят поднявшиеся колосья, зарастут следы у могил — и о нас забудут. Заглохнет все — тревога и печаль, — и только урожай скажет твоему поколению за нас, живых и мертвых, — берите и ешьте, это их плоды, их тело.

И это мы знаем — с этим живем».

В романе он хотел показать, как была попрана справедливость в Европе, как каждый кусок хлеба, проглоченный на коленях, должен был отдавать горечью, как люди переставали быть людьми и как, наоборот, все те, в ком оставалось чувство собственного достоинства, становились героями. Автор отчетливо сознавал, что миссия, возложенная историей на поколение «до Петра», заключалась в том, чтобы в этой трагедии народа, в настоящих боях проложить дорогу к свободе, дорогу к будущему.

Чехословацкая республика исчезла с карты Европы. И на этот раз ее «союзники» — Англия и Франция — предали чехословацкий народ и не выполнили данного ими в Мюнхене обязательства гарантировать в случае вторжения новые границы. Только Советский Союз немедленно поднял свой голос протеста и не признал законными действия Германии, так же как и Мюнхенское соглашение. В ноте народного комиссара иностранных дел СССР послу Германии в СССР от 18 марта 1939 года говорилось: «Трудно допустить, чтобы какой-либо народ добровольно согласился на уничтожение своей самостоятельности и свое включение в состав другого государства, а тем более такой народ, который сотни лет боролся за свою независимость и уже двадцать лет сохранял свое независимое существование… при отсутствии какого бы то ни было волеизлияния чешского народа, оккупация Чехии германскими войсками и последующие действия германского правительства не могут не быть признанными произвольными, насильственными, агрессивными».

Нота Советского Союза была огромной морально-политической поддержкой народов Чехословакии. Она показала всем народам, ставшим жертвами фашистской агрессии, что в лице СССР они имели, имеют и будут иметь неизменную и надежную опору и поддержку.

В первый же день после вступления гитлеровцев в Прагу начались повальные аресты. В распоряжении фашистов была картотека пражского полицейского управления и данные собственных агентов. Чешская полиция доказала свое усердие тем, что уже в ночь с 14 на 15 марта начала давно подготавливавшуюся облаву. В течение нескольких дней были схвачены тысячи антифашистов, среди них много друзей Фучика.