Юноша
Шрифт:
— Такие книги меня учат, дают знания. Они полезны. А беллетристика — это для времяпрепровождения. Вот разве в госпитале, и то не стану…
У Праскухина был с собой «Огонь» Барбюса, и он, уговорил слесаря прочесть эту книгу. Технорядно начал читать с вечера, а когда стемнело и все заснули, он выпросил у дежурного санитара керосиновую лампочку, поставил ее на табуретку и продолжал читать. Рано утром он разбудил Праскухина.
— Знаешь, — сказал он, — я читал эту книгу всю ночь, но мне не хочется спать. У меня очень бодрое состояние, и все время испытываю какое-то волнение. Ты прости, что я тебя разбудил, но мне уж очень хотелось с кем-нибудь поделиться…
В Москве Технорядно
На этот раз Технорядно зашел к Праскухину, чтоб сообщить об изобретенной им типографской машине, которая весит всего три тонны и дает в рабочий день двенадцать тысяч оттисков с обеих сторон.
— И очень красивая, — сказал нежно Технорядно, сощурил глаза, приложив ладонь к щеке. — Но если бы ты знал, Праскухин, сколько я намучился, пока мою машину признали! На изобретение ушло полгода, а на признание — полтора. Совсем изнервничался. Ведь основная моя работа — в ВСНХ, там у меня до черта своих дел. Но все-таки добился!
Таким образом, коснувшись полиграфии, они пришли к убеждению, что в нашей стране, стране с самыми передовыми идеями, самая отсталая полиграфическая промышленность. Идеи же надо распространять! А у нас не хватает книг, учебников, бумаги. Медленно печатаем. Машины старые, громоздкие и неповоротливые.
Технорядно рассказал, что, толкаясь со своими изобретениями по разным учреждениям, он встретился с одним бывшим книгоиздателем — Эммануилом Исааковичем. У этого книгоиздателя — он преподает в Полиграфическом институте — есть интереснейший проект удешевления книги, издания массовой книги большими тиражами по цене одна копейка за печатный лист. Он показывал Технорядно калькуляцию, и по расчетам выходит: полное собрание сочинений Ленина — пять рублей пятьдесят копеек, «Война и мир» Толстого — полтинник. Василий заметил, что проект вообще не нов: в принципе рационализация и полная механизация всех технических процессов. Но один из самых важных принципов: типография должна строиться рядом с бумажной фабрикой. Отпадут расходы по упаковке и перевозке бумаги. Экономия от такого объединения в один год окупит стоимость постройки типографии. Тут же, конечно, должны находиться книжный склад и экспедиция.
— Короче, — закончил Технорядно, — это комбинат, фабрика книг. Но у этого книгоиздателя до сих пор ничего не выходит с его проектом.
Все это заинтересовало Праскухина. Пять с полтиной — сочинения Ленина, — это недурно. Пушкин — рубль тридцать, — тоже не худо.
— Давай, Технорядно, встретимся с этим книгоиздателем и потолкуем. Двинем это дело. А?
В следующий выходной день они совместно с бывшим книгоиздателем обсуждали проект. Эммануил Исаакович был настоящим энтузиастом этого дела. Несмотря на пожилой возраст и седые брови, у него горели глаза, когда он говорил о своем проекте.
— Если мы урежем поля и будем плотненько набирать, то книжечка еще дешевле нам станет.
— Ни в коем случае, — возразил Праскухин. — Короткое поле умерщвляет текст. Скучно читать. Получится серость. Нам надо выпускать книги красивые, удобные и, разумеется, дешевые, но не за счет ухудшения качества. То, что вы предлагаете, — это делячество. Не тот коленкор.
— Ну уж и делячество, — обиделся бывший книгоиздатель. — Ведь я не в свой карман, а в государственный.
Технорядно объяснил ему разницу между нашим государственным карманом и капиталистическим, но тот все равно из этого ничего не понял и заявил, что карманы темные
— Но давайте не спорить. Вы коммунисты, я беспартийный: может быть, вы правы, хотя в книжном деле я больше вашего понимаю и уверяю вас, что при теперешнем голоде на книги уничтожьте вовсе поля — и то нужны годы, чтобы насытить рынок.
Праскухин и Технорядно вновь указывали ему на его деляческий подход и разъясняли принципы социалистической торговли.
— «Книга — массам!» — это значит хорошая бумага, хороший шрифт, хороший переплет. «Книга — массам!» — это значит самая лучшая книга в мире и по содержанию и по оформлению, — сказал Праскухин. — За такое дело стоит бороться. Книга — массам!
— Чудненько, — одобрительно закивал бывший книгоиздатель. — Давайте и проект назовем «Книга — массам!».
— Можно и так.
На ловца и зверь бежит. В данном случае этим «зверем» оказался профессор В. Этот профессор доказал возможность получения высокосортной целлюлозы из однолетних растений. Опыты варки целлюлозы из соломы дали блестящие результаты и гарантировали полную возможность отказа от древесины. Это значило, что на целлюлозу не будет тратиться дорогостоящий строительный материал; во-вторых, отсюда вытекало более выгодное планирование сырьевых и производственных баз. Тщательно проработав проект, обсудив его в некоторых общественных и советских инстанциях, Праскухин отнес его в НКРКИ. Выделенная комиссия проверила проект и признала его вполне реальным. Но те органы, которые должны были этот проект реализовать, дело застопорили. Не было денег, не было того и не было этого. Началась борьба. Праскухин обратился за помощью во все те учреждения, которых касался проект. Государственные издательства, кого это больше всего касалось, отнеслись к этой идее как к неосуществимой, пустой затее.
«Журналист», «Бумажник» и некоторые другие журналы выступили на защиту проекта удешевления массовой книги. Сопротивление государственных издательств они объясняли ведомственной косностью, бюрократизмом и предлагали вокруг «Книга — массам!» мобилизовать общественное мнение, проработать проект на крупных фабриках, в полиграфпредприятиях, в месткомах издательств, среди вузовцев, среди писателей. На этих собраниях всегда бывало мало народу, но Праскухин с той же убедительностью и горячностью, будто он видел перед собой тысячную аудиторию, защищал его идею.
— У нас восемьдесят миллионов населения вовлечено в учебу. Одних учащихся в вузах, втузах, техникумах, в фабзавучах два миллиона триста тысяч. Три миллиона учащихся в школах подготовки кадров. С каждым днем эта армия увеличивается и все решительней и решительней требует книгу от нашей издательской промышленности, а она не соответствует объемам и темпам культурной революции. Издательская промышленность ковыляет где-то в обозе, а она должна находиться на передовых позициях… Уже в ближайшее время можно выпустить в хорошем переплете полное собрание сочинений Ленина — пять рублей пятьдесят копеек, все три тома «Капитала» Маркса — один рубль.
В этом месте Праскухина всегда прерывали аплодисментами. И Александр Викторович, еще более воодушевленный, возглашал:
— Сочинения Пушкина — рубль тридцать копеек, Чехова — четыре рубля, «Шагреневая кожа» Бальзака — двадцать копеек, сочинения Лермонтова — рубль, «Физика» Хвольсона… Шекспир… Стендаль… Дарвин…
На общее собрание писателей и работников издательств Праскухин пошел вместе с Технорядно. Они надеялись среди писателей найти полезных единомышленников.
— Приколи орден. Эта публика уважает знаки отличия, — сказал Технорядно.