«Юность». Избранное. X. 1955-1965
Шрифт:
– Ты меня заждалась, дорогая? – спросил Мюнхгаузен. – Извини! Меня задержал Ньютон.
– Кто это? – спросила Марта.
– Англичанин. Умнейший человек… Я непременно тебя с ним познакомлю. Однако сейчас шесть часов. Пора ужинать.
– Не путай, Карл, – сказала Марта. – Сейчас пять. Ты выстрелил только два раза…
– Ладно, добавим. – Мюнхгаузен не спеша поднял пистолет.
– Карл, не надо, – зажав уши, жалобно произнесла Марта. – Пусть будет пять. У Томаса еще не готов ужин.
– Но я голоден, –
В ту же секунду Марта заметила пастора и смущенно остановилась на месте:
– У нас гости, Карл!.. Извините, бога ради, господин пастор, мы не заметили вас…
Пастор вежливо поклонился.
– Рад видеть вас в своем доме, господин пастор! – весело произнес Мюнхгаузен.
– Я тоже… рад вас видеть, барон. Я приехал по вашей просьбе…
– Очень мило с вашей стороны. Как добрались из Ганновера?
– Спасибо. Сначала был ужасный туман, но потом…
– Да, да, вы правы… Потом я его разогнал, – улыбнулся Мюнхгаузен. – Теперь я хочу познакомить вас с женой.
Снова возникла тихая музыка, и Мюнхгаузен взял Марту за руку:
– Это Марта.
– Очень приятно, баронесса, – поклонился пастор.
– К сожалению, она не баронесса. Она просто моя жена. Мы не обвенчаны. Именно поэтому я и просил вас приехать. Вы не согласились бы совершить этот святой обряд?
– Я высоко ценю оказанную мне честь – но разве у вас в городе нет своего священника? – удивился пастор.
– Есть, но он отказывается нас венчать.
– Почему?
Мюнхгаузен резко отошел в сторону:
– Потому что он… он…
Марта испуганно рванулась к Мюнхгаузену:
– Ни слова больше… прошу тебя… ты обещал. – Она обернулась к пастору с улыбкой: – Мы вам все объясним, святой отец, но позже… сначала ужин! Я пойду потороплю Томаса, а ты займи гостя, Карл.
– Да, да, конечно! – оживился Мюнхгаузен, увлекая за собой пастора. – Хотите осмотреть мою библиотеку, пастор?
– С удовольствием! Я уже обратил внимание. У вас редкие книги.
– Да! – В глазах Мюнхгаузена мелькнули дерзкие огоньки. – Многие из них с автографами.
– Как приятно.
– Вот, например, Софокл! – Мюнхгаузен быстро снял с полки толстый папирус.
– Кто?
– Софокл. Это лучшая его трагедия – «Царь Эдип». С дарственной надписью.
– Кому? – Пастор вздрогнул и переменился в лице.
– Ну, разумеется, мне.
– Извините меня, барон. – Пастор откашлялся и приготовился к решительному разговору. – Я много наслышан о ваших… о ваших, так сказать, чудачествах… Но позвольте вам все-таки сказать, что этого не может быть!
– Но почему? – огорчился Мюнхгаузен.
– Потому что этого не может быть! Он не мог вам писать!
– Да почему, черт подери?! Вы его путаете с Гомером.
– Он не мог вам написать, потому что жил в Древней Греции.
Глаза Мюнхгаузена продолжили смеяться, но сам он принял позу огорченного и глубоко задумавшегося человека:
– Я тоже жил в Древней Греции. Во всяком случае, бывал там неоднократно. У меня в руках документ. – Мюнхгаузен с наивной улыбкой протянул папирус. Пастор открыл рот, но не нашел что сказать.
В дверях появились Томас и Марта.
– Ужин готов! – объявила Марта. – Надеюсь, вы не скучали здесь, пастор?
Пастор вытер платком лоб и тихо пробормотал:
– Господи, куда ж я попал?
– Вы попали в хороший дом, пастор. Здесь весело, – подмигнул Мюнхгаузен. – Не будем ссориться. Я возьму как-нибудь вас с собой в Древние Афины. Не пожалеете! А сейчас, – он обернулся к музыкантам, – перед ужином… для тонуса… Несколько высоких нот мне и нашему гостю! – Он взмахнул рукой, словно дирижер. И зазвучала уже знакомая нам мелодия. Немного грустная, но, видимо, одна из любимых для хозяина дома.
– Зелень, ветчина, рыба! – воскликнул Мюнхгаузен, выкатывая стол на середину комнаты. – А где утка, Томас?
– Она еще не дожарилась, господин барон.
Мюнхгаузен изменился в лице:
– Как? До сих пор? – Он закрыл глаза и тяжело опустился в кресло. – Никому ничего нельзя поручить. Все приходится делать самому… – Затем он поглядел на карманные часы, задумался и спросил: – Посмотри, Томас, они летят?
Томас бросился к окну и приставил к глазам подзорную трубу:
– Летят, господин барон!
Мюнхгаузен резко поднялся с места и ловким жестом снял со стены ружье. Музыка оборвалась. Все замерли.
Рамкопф поспешно привязал лошадь к дереву и нырнул в кустарник. Затем осторожно выглянул оттуда и посмотрел в сторону дома.
В окне дома торчала фигура Томаса с подзорной трубой, направленной в небо.
Рамкопф посмотрел вверх.
Высоко под облаками летела стая диких уток.
– Сейчас пролетят над нашим домом! – взволнованно объявил Томас, оторвавшись от подзорной трубы.
Мюнхгаузен бросился к камину, засунул туда ружье, сосредоточился:
– Командуй!
Томас снова прильнул к подзорной трубе:
– Внимание!.. Пли!
Мюнхгаузен нажал на курок.
Рамкопф услышал выстрел. Огляделся вокруг. Потом взглянул на небо. Утки скрылись за кронами деревьев.
Мюнхгаузен стремительно отбросил ружье, схватил со стола большое блюдо, засунул его в камин и стал ждать.
Пастор незаметно для других осенил себя крестным знамением.