Юность дипкурьера
Шрифт:
— Глянь-ко, Саш, кажись, за нами шпик увязался… — и указал на плотного субъекта явно не рабочей наружности, идущего за ними поодаль. — Надо б наломать ему бока…
Рисунки Е. Охотникова
— Нельзя… — с сожалением сказал Трофимов. — Они сейчас пуганые и поодиночке не ходят. Опять же — при нас деньги!
Чтобы сбить слежку, они зашли по дороге в церковь. В церкви к ним
В притворе навстречу им поднялся не снявший парадного облачения священник.
— Богоугодным делом заняты, юноши, — рокочущим басом произнес он. — В свое время гражданин Минин тоже собирал деньги на ополчение. Примите и мой скромный дар… — С этими словами он протянул ошарашенным парням поднос с деньгами.
«Фигура священника Сергия весьма любопытна, — написано в книге А. Баранова «1905 год на Урале», которая вышла в 1929 году. — Он не только под красными знаменами служил молебны за политических, но и производил в пользу революционеров сборы в своей церкви. Между прочим, был и такой случай, что собранная им крупная сумма была передана организации и пошла на закупку оружия.»
Александр Иванович с нетерпением ждал возвращения сына, чтобы приняться за дрова. Но сын появился на несколько минут и тут же заторопился из дому.
— Ты куда, Володька? — удивленно спросил отец, — А дрова кто будет пилить?
— Сегодня, батя, не могу. Зарез… Давай, батя, завтра. Владимир посмотрел в начавшие выцветать, такие же, как у него, глаза отца, в ему до боли стало жалко его. Но что поделаешь? Он действительно должен был идти, и раскрыть истинную причину отцу не мог. Перед глазами его, словно на бумаге, стояла строчки из «Устава боевых дружин», которые он знал наизусть: «Каждый дружинник обязан подчиняться следующему: а) в строгой тайне хранить все дела боевых дружин; б) являться на занятия, не считаясь пи с какими личными обязанностями; в) содержать в чистоте и сохранности оружие и боевые припасы; г) точно исполнять приказания…»
На сегодня как раз было намечено занятие боевой дружины, в долине речки Егошихи, в одном из глухих оврагов.
Занятие с дружиной на этот раз проводил Александр Лбов. Выросший на Мотовилихе, настоящая «рабочая косточка», он пользовался большим уважением за свое неуемное стремление к справедливости, славился и как один из лучших кулачных бойцов — о его смелости ходили легенды. Позже, когда начались вооруженные выступления, он возглавил рабочих, вывезших на тачке с завода ненавистного всем управляющего Сеппайна. А 18 октября, когда шли к губернской тюрьме освобождать заключенных, то впереди был Лбов с красным знаменем. Отважный был человек Александр Лбов.
Лбов стоял перед строем дружинников. Высокий, подтянутый, с иссиня-черными волосами, крупными кольцами выбивающимися из-под шапки, с пронзительным взглядом — от него так и веяло несокрушимостью. Только вот почему-то, в отличие от других, одетых довольно легко по случаю потепления, Лбов был в — валенках, теплом пальто…
— Чего это он?.. — Урасов шепотом спросил стоящего рядом дружка своего Сашку Трофимова, но Лбов услышал. И спокойно, вслух объяснил, что во время
Мишенью служил небольшой щит из досок, прислоненный к стенке оврага. Перед началом стрельбы Лбов дал несколько практических советов: «Долго не целиться! Рука устапет…», «В момент выстрела — замри и не дыши», «Стреляй так, будто перед тобой классовый враг!».
От группы девчат, членов санитарного отряда, отошла Клавдичка Кирсанова и сказала Лбову:
— Александр Михайлович, нам тоже надо потренироваться в перевязке раненых…
— Да бери любого, Клавдичка. Вон хоть Володьку…
Урасов с завистью прислушивался к выстрелам и подставлял бинтовать то руку, то голову… От нечего делать бормотал себе под нос стихи.
— Мы что-нибудь не так делаем? — забеспокоилась Клавдичка, услышав его бормотание.
— Да это я так… — смутился он. — Стихи читаю.
— Что за стихи?
— Миши Туркина.
— Опять ты нарушаешь конспирацию, Володька, — выговорила она ему. — Не Туркина, а Тратотона. Читай вслух!
— «Тяжелым сном окутана Отчизна дорогая, и мрака пеленой окутана она. Но близок час! Идет уж жизнь другая, разбудит нас она от векового сна!..»
Урасова окликнули — пришла его очередь стрелять. Он как был, перебинтованный, так и прибежал, вызвав своим видом веселый смех у дружинников. Один Лбов не смеялся:
— Неплохая маскировка… Нам бы еще гриму обучиться!
— Это что, как девки, румяна на щеки накладывать да брови сурьмить? — изумился кто-то.
— Видать, не все еще понимают, что значит быть настоящим дружинником… — сказал Лбов. — Каждый из вас должен уметь управлять лошадьми, паровозом, владеть огнестрельным и холодным оружием, знать анатомию человека, чтоб без шума убрать с дороги помеху, обладать ловкостью, проворством. И — обязательно — уметь гримироваться и менять внешность!..
Листовки вовсю ходили по Перми.
«Организуйтесь, товарищи рабочие и граждане, под знаменем Российской социал-демократической партии! Организуйтесь и вооружайтесь! Приобретайте оружие, давайте денег на вооружение, входите в боевые дружины партии! Борьба за политическую свободу России вступает в самый решающий момент. Будьте готовы к кровавому бою за свободу! Свобода или смерть! К оружию, граждане!.. Да здравствует вооруженное восстапие!»
Владимир Урасов надел праздничную рубаху, плисовые штаны, приладил к груди красный бант и, полюбовавшись на себя в осколок зеркала, вытащил из-под подушки револьвер. И в этот момент в комнату зашел отец. Увидев в руках сына оружие, Александр Иванович побледнел и с испугом сказал:
— Ты что это удумал, Володька? Это ж тебе не игрушка!.. Дай сюда, я спрячу.
— Попрятались, батя, будет! Теперь враги трудового народа пускай прячутся! Запомни, батя, этот день — 12 декабря 1905 года — сегодня занимается заря нашей жизни, рабочей!..
Александр Иванович обессиленно опустился на стул:
— Сколь вас таких? Ты да дружок твой, Сашка Трофимов… У них же, Володька, — солдаты, полиция!..
— Солдаты, батя, это те же рабочие и крестьяне.
Путь Владимира Урасова лежал на судомеханический завод братьев Каменских. По заданию комитета он вместе с другими товарищами должен был остановить работу на этом предприятии, а затем пойти на завод Любимовой.