Юность Карла
Шрифт:
— Я знаю, Хруотланд, что ты какое-то время воспитывался в монастыре и твоим учителем был сам благочестивейший Бонифаций. Стало быть, ты сведущ в латыни, — не спрашивая, утвердительно проговорил Карл.
— Да, государь, и не только в латыни, но и в греческом.
— Это мне и нужно. Впрочем, по порядку. Последнее время, я знаю, к моей матушке, коей мы доверили многие дела государственные, зачастили гонцы, и я так подозреваю, что из Рима. Правда, Бертрада этого и не скрывает, но… В общем, я не уверен в том, что моя матушка читает мне все письма, приходящие на мое имя, а те, которые
— Но почему же ты сам, Карл, не прочтешь эти послания? — Хруотланд все-таки задал вопрос.
— Я, я… — Карл смутился и, полуотвернувшись от Хруотланда, закончил: — Я не умею читать. Знаешь, как-то не удосужился. — И, выговорив основное, что, по его представлению, наносило ущерб королевскому величию, Карл уже спокойнее продолжил, вновь повернувшись к Хруотланду и улыбаясь, хотя и скрывал за улыбкой чувство досады от столь вынужденного признания. Впрочем, улыбка была какая-то вымученная и скорее извинительная, чем уверенная. Он словно бы просил Хруотланда простить ему этот его недостаток, а еще лучше — сразу же забыть о нем.
— Я всегда предпочитал урокам ученейшего Фулрода упражнения с оружием или охоту. А в летнее время не вылезал из реки. Люблю поплавать. В общем… — Карл запнулся, а потом уже резко добавил: — Ну не умею я читать, не умею. Но это не значит, что я не король!
— Конечно, государь, конечно, ты король, — сказал Хруотланд. — Кроме того, я уверен, что, если ты захочешь, ты очень быстро постигнешь эту науку.
— Ты так думаешь, Хруотланд?
— Уверен, государь. Но я хочу тебя спросить. Насколько я понял, ты хочешь, чтобы я перечел тебе письма, причем все полученные за последнее время и хранящиеся у королевы-матери. Но почему ты ждал именно меня? Ведь и Вильм, и твой друг детства храбрый и честный Ольвед знают латынь. Неужели они отказались тебе помочь?
— А я и не просил их. Видишь ли, Хруотланд, хотя Ольвед знает о том, что я не в ладах с латынью, мне легче было признаться в этом тебе, моему новому товарищу, нежели просить помочь Ольведа или тех же Вильма или Ганелона. Впрочем, Ганелона и не стоило просить. Он слишком хитрая лиса и действует только так, как ему выгодно. Но и Вильм и Ольвед тоже представляют старую знать франков. И хотя их отцы верой и правдой служили Пипину, а теперь дети служат мне, я не уверен, что тайны, хранящиеся в письмах, не сыграют какой-либо роковой роли и не заставят их сделать неверные шаги. Вот поэтому-то я и ждал тебя, мой верный Хруотланд. Тебя! Твои дед и отец из новой служилой знати, и я уверен, что ты всегда и во всем будешь на моей стороне.
— Это так, Карл. Клянусь в этом Господом нашим Иисусом Христом.
— Не сомневаюсь, Хруотланд, не сомневаюсь.
— Я готов, государь, повиноваться тебе, но как мы это сделаем и когда?
— Сейчас, немедленно. Ты очень вовремя вернулся. Письма хранятся в личной шкатулке матери в ее покоях. Но сейчас она в Дюрене у своего хитромудрого советника Эгельхарта. Последние
4
Открыв огромный тяжелый ларец, почти доверху наполненный посланиями, Карл принялся вываливать их на стол, но Хруотланд остановил его.
— Позволь, Карл, я займусь этим. Нам нужно аккуратно раскладывать письма, чтобы потом сложить так же. Не думаю, что королеве-матери понравится, если она узнает, что кто-то рылся в ее вещах, даже если это и был ее собственный сын.
Хруотланд аккуратно доставал каждый свиток, проглядывал содержание, сворачивал и откладывал в сторону.
Нетерпеливый Карл, видя, насколько медленно продвигается работа, то теребил длинные усы, то начинал метаться по комнате.
— Так мы провозимся неделю, Хруотланд. Бог с ними со всеми письмами. Меня интересуют только те, что пришли от Папы.
— Хорошо, Карл, я буду смотреть только печати и подписи.
— Даты, даты не забудь. Письма прошлых лет меня не интересуют. Мне нужны послания за последние два года.
Хруотланд склонился над очередным свитком.
— Вот, Карл, письмо от Папы, но оно датировано еще сентябрем прошлого года. Читать?
— Непременно.
Хруотланд развернул письмо и быстро просмотрел его.
— Да, государь, это, видимо, то, что тебя интересует. С твоего позволения, я опущу начало, здесь идут обычные приветствия и пожелания здоровья.
— Можешь читать самую суть.
— «…насколько королевское достоинство превосходит статус других людей, настолько величие вашего государства превышает славу государств прочих народов. Ибо неудивительно быть королем, подобным другим королям, но пребывать истинным католиком, чего немногие достигают, — великое дело.
До нас дошли вести, которые болью отзываются в наших сердцах, а именно то, что Дезидерий, король Ломбардии, ищет способа заставить Ваше Величество взять в жены свою дочь. Если это действительно так, то это настоящие происки дьявола… А что особенно дурно, это союз с вонючими лангобардами, исповедующими арианскую ересь, а по сути — безбожниками. И вы, Ваше Величество, выдающийся сын выдающегося отца, поклявшегося защищать престол Святого Петра, истинный франк и христианин, согласны запятнать себя союзом с вероломными вонючими ломбардцами, которых нельзя причислить к роду людскому, и только прокаженные произошли от них. Я обращаюсь к Вам…»
— Что это, Хруотланд? Что это? Моя матушка читала совсем другой текст. Что Папа одобряет мои действия и благословляет брачный союз. А это похоже на крик безумца.
Да, защитники церкви Святого Петра вкусили все последствия политики Бертрады. Их заклятые враги ломбардцы рыскали по папским землям открыто и безнаказанно, зная, что опасные франки состоят с ними в союзе.
Карл никогда не покидал пределы своей страны и плохо представлял себе внутренние конфликты в Италии, поэтому письмо вызвало у него сильное недоумение.