Юность крейсера
Шрифт:
– Давай хоть присядем на дорожку, – попыталась задержать Наталья Федоровна сына.
– Карета подана, Алексей Петрович, – крикнул вошедший Гаврилыч.
– Все, мне пора, мама, – произнес Алексей, чувствуя, что если он сейчас не уедет, то прощание растянется как минимум, на неделю.
Каневской поднялся и пошел во двор. Мать последовала за ним, уговаривая остаться еще на денек. Но на лице сына уже застыла маска решимости, и она, перестав уговаривать, перекрестила его три раза и сказала:
– Да храни тебя господь,
Помахав рукой, мичман приказал Гаврилычу трогать, а мать еще долго смотрела вслед удаляющейся коляске.
Глава 6
Поезд прибыл в Санкт-Петербург около полудня. Каневской, постояв на перроне Николаевского вокзала, выкурил несколько папирос, глубоко затягиваясь ароматным дымом, пытаясь заглушить желание немедленно увидеть Елену Васильевну. Бросив недокуренный окурок, он решился идти к ней и поставить все точки над «и».
Взбежав по ступенькам знакомой лестницы, мичман на секунду остановился у двери. В груди его бушевал щенячий восторг пса перед хозяйкой. Немного отдышавшись, он потянулся к звонку.
У Елены екнуло сердце от раздавшегося звонка, и она сама бросилась открывать дверь, будто кто-то шепнул: это он. И он ворвался без церемоний, обнял и поцеловал ее.
– Сейчас же отпустите меня, негодный мальчишка! Мой муж дома! – возмущенно прошептала мадам Клод на ухо мичмана.
От такого ледяного душа руки Алексея опустились сами собой. Он взглянул на строгое лидо Елены Васильевны и увидел тонкую морщинку между нахмуренных бровей. Мичману захотелось поцеловать ее изумрудные глаза, чтобы морщинка разгладилась и никогда больше не появлялась.
– Алексей Петрович, я же вас просила не искать больше встреч со мной!
– Я просто зашел узнать, не у вас ли Александр?
– Его здесь нет.
– Тогда извините и прощайте.
Елена не успела ничего даже сказать, как дверь за мичманом захлопнулась, и послышались удаляющиеся шаги.
«Ну вот, налетел как ураган, разбередил не успевшую затянуться рану и умчался. А мне опять мучиться, вспоминая его», – подумала она.
– Леночка, кто это к нам приходил, – окликнул Владимир Карлович застывшую перед дверью жену.
– Помнишь молодого мичмана, что приезжал к нам на дачу? Это он заходил узнать, не у нас ли мой брат.
– Надо было принять его. Мы бы с ним выпили по маленькой за мой отъезд во Владивосток.
Елена повернулась к мужу, ее глаза горели злостью:
– Вам бы только вино лакать, а со мной даже в день отъезда вам поговорить не о чем!
– Что с тобой случилось, мой ангел?
– У меня болит голова! – рассержено ответила она на нежность мужа.
– Не волнуйся, я сейчас вызову доктора.
– Причем здесь доктор: это вы во всем виноваты!
Оставив мужа в недоумении, Елена ушла в свою спальню, где, упав на кровать, зарыдала.
– Я поехал в клуб, – услышала она через дверь недовольный голос Владимира
Елена лежала с открытыми глазами и смотрела в темноту. Наревевшись, она думала: «Зачем я так грубо прогнала Алексея? Во всем виновата моя гордость и боязнь перешептывания за спиной. Но с другой стороны, все правильно: пройдет немного времени, и муж все узнает, как потом смотреть ему в глаза и делать вид, что ничего не произошло? Я не смогу врать мужу, а, впрочем, я уже сейчас вру и даже кричу на него ни за что, ни про что, – за стеной глухо бухнула входная дверь. – Приперся из своего клуба, пьяная скотина. Ненавижу его противную рожу!»
Она смахнула рукой набухающую слезу.
«Где же ты бродишь, мой молоденький мичман?» – с этой мыслью Елена перевернулась на бок и, прижав к лицу подушку, провалилась в неглубокий сон.
Леночке приснился корабль под белыми парусами. Она в подвенечном платье, а рядом с ней Алексей. Они одни на корабле, радуются и смеются, как дети. Мичман раздевает ее прямо на палубе, и ветер уносит подвенечное платье. И вдруг Алеша пропал, и она осталась одна абсолютно голая, а вокруг только море и небо.
Елена проснулась от собственного голоса, она все-таки прокричала его имя только не во сне, а наяву.
За окном было пасмурное утро. Мадам Клод потянулась в кровати, ей было как-то не по себе от такого сна, внизу живота заныло томительное чувство.
«Уже рассвело, и надо отправляться на вокзал провожать мужа», – вставая с постели, подумала она.
Поезд, пыхтя паром, покатился в сторону Москвы. Рука мужа, в последний раз махнув из окошка, исчезла в купе.
Возвращаться домой Елене не хотелось.
«Поеду я лучше к Анечке Паленой. Дай Бог, не выгонит в такую рань», – вспомнила о подруге Леночка, взглянув на застывшую на одиннадцати часах стрелку вокзальных часов.
Они сдружились с Анной еще в юности, когда вместе кружили головы молодым офицерам на балах в Севастополе. Подруга была чуть постарше Елены и сумела составить отличную партию с графом Паленым, который в то время командовал броненосцем на Черном море. Теперь это был заплывший жиром контр-адмирал, заведовавший инспекцией в адмиралтействе. По его протекции и Владимира Карловича перевели в главный морской штаб.
Горничная, встретившая Елену Васильевну в доме Паленых на Английской набережной, сказала, что графиня занята, но должна скоро освободиться.
«Чем она может быть занята, видно, еще не поднялась с постели? – размышляла Елена, прохаживаясь по натертому до матового блеска паркету гостиной.
Анна Николаевна действительно еще лежала в постели под навалившимся на нее заросшим телом грузинского князя Тквернадзе. Разгоряченный князь почти довел ее до полуобморочного состояния.
Из-за плотно закрытой двери будуара доносились стоны женщины и мат с кавказским акцентом: