Юность Лагардера
Шрифт:
С этого дня Оливье стал побеждать своего противника, убеждая его, и выходило это у де Сова просто превосходно. Впрочем, за спиной капитана всегда стояли восемь десятков до зубов вооруженных каперов…
Слухи о необычных подвигах капитана Фламанко достигли Тортуги, и отныне его стали именовать не иначе как Морским Рыцарем.
VII
МАРИПОЗА
Капитан Фламанко прославился почти столь же стремительно, как и Монбар, однако совсем по иным причинам. Истребитель с поистине дикой радостью подсчитывал трупы сраженных им испанцев и мало интересовался полученными трофеями; Морской Рыцарь не убивал никого, что совершенно не укладывалось в уме Монбара, однако привозил в
Команда любила его за вежливое обхождение, а также за то, что он нашел способ сделать их богатыми, не подвергая опасности их жизни, или, как говорили среди флибустьеров, «не дырявя понапрасну шкуры». Уважительное отношение к противнику, введенное в обиход дворянином из Пуату, немало способствовало тому, что уже через шесть месяцев Фламанко и Турмантен стали обладателями довольно значительного состояния.
Но Оливье никогда не забывал о своей дочери и постоянно испытывал страх, что она, будучи проданной на Тортугу, попадет туда в его отсутствие и станет добычей корсаров или буканьеров.
Напрасно его друг Турмантен утешал его:
— Послушай моего совета: успокойся! Ты стал знаменит, Береговое братство признало тебя, черт побери! Тебе повинуются. Если твою дочь действительно продадут и отправят сюда, то у тебя вполне хватит средств или купить ее самому, или же выкупить у того, кто захотел бы завладеть ею.
— Но, любезный мой Турмантен, а вдруг ее привезут сюда, когда я буду в море? Попав в шторм, мы можем оказаться в ловушке или же в тумане наскочить на мель… Что до нашей вежливости, так она хороша до поры до времени… Я отнюдь не считаю, что наши пушки должны всегда молчать, придет пора — и они заговорят, а я вместе со всеми пойду на абордаж… И как знать, что ждет меня в этих будущих боях…
И тут Турмантен неожиданно воскликнул:
— Придумал! Я знаю, как все устроить.
Но сколько Оливье ни расспрашивал его, он больше ничего не сказал.
Через два дня Турмантен радостно заявил другу:
— Нас ждет губернатор! Он непременно наговорит тебе кучу комплиментов, потому что Монбар все уши ему прожужжал, рассказывая о тебе.
Жан Дюкасс, сорокадвухлетний губернатор Тортуги, был морским офицером. Уже больше года он представлял на острове власть французского короля. Авторитет его, изначально весьма высокий, за это время еще более возрос.
Родившись в Беарне, он с самого детства полюбил море; когда ему исполнилось четырнадцать лет, он, не имея более возможности противиться голосам морских сирен-соблазнительниц [47] , поступил во флот. Самую большую радость он испытал в двадцать девять лет, когда сам король назначил его капитаном одного из своих военных кораблей.
Капитан Дюкасс обосновался в Порт де Ла Тортю, ибо в Бас-Тере, главном портовом городе острова, являвшемся резиденцией Берегового братства и местом обитания большинства жителей, не было дома, приличествующего губернатору.
47
в древнегреческой мифологии — морская нимфа, своим пением завлекавшая моряков в опасные места, где они гибли
Город Порт де Ла Тортю — если только это гордое слово можно применить к вышеуказанному поселению — состоял из нескольких десятков хижин, сооруженных из досок и покрытых ветками кустарника (в этих хижинах жили буканьеры), а также немногочисленных «домов».
Основу этих домов составляли спиленные стволы толстых деревьев, разветвлявшиеся на конце в виде вил. «Вилы» вкапывались в землю остриями вверх и на эти острия укладывали стволы потоньше и большие ветви; полученный таким образом настил именовался крышей, или гребнем. Вокруг вкапывали столбики пониже, прибивали к ним поперечные деревянные
Интересно, что обитатели этих домов не спали в них, а ночевали под открытым небом, поближе к плетеной изгороди, обычно окружавшей подобное жилище. Спальное место представляло собой огромный тюфяк, набитый сухими банановыми листьями и уложенный на вбитые в землю чурбачки, — так, чтобы своеобразное ложе располагалось на высоте двух-трех футов над землей. Сверху натягивали полотняный тент, защищавший от палящей жары во время сиесты и от первых лучей утреннего солнца.
По сравнению с Бас-Тером селение, где проживал капитан Дюкасс, являло собой образец роскоши и комфорта.
Губернатор носил парик, богато расшитый камзол, шелковые чулки и шпагу на роскошной перевязи — казалось, что он собирается отправиться в Версаль или по крайней мере на свидание к даме сердца.
Он необычайно благосклонно принял Турмантена и Оливье. Пригласив своих гостей сесть, он приказал принести прохладительные напитки, а затем обратился к шевалье де Сову. Речь и манеры Жана Дюкасса резко отличались от тех, которые были приняты среди членов Берегового братства.
— Сударь, я много слышал о вас от господина Монбара и, признаться, вы уже успели снискать мою симпатию. Я сожалею, что вам пришлось претерпеть столько злоключений, восхищаюсь вашим мужеством и разделяю вашу нелюбовь к кровопролитию. И мне горько сознавать, что столь галантный дворянин, такой опытный и отважный моряк пребывает в постоянной печали. Быть разлученным с нежно любимой дочерью, совсем еще ребенком, несомненно, более мучительно, нежели потерять жену или возлюбленную. Утешьтесь же. Мне кажется, что скоро вы сможете увидеть вашу несравненную Армель!
С этого момента беседа приняла характер не только утонченный, но и дружеский, что, разумеется, не могло оставить равнодушным Оливье де Сова. Кроме Турмантена, никогда не забывавшего, что он — виконт Гастон де Варкур, у дворянина из Пуату не было здесь приятных и равных ему по рождению и по духу собеседников. Корсары с Тортуги обычно не отличались ни изысканностью манер, ни благородством происхождения.
Капитан Дюкасс сообщил друзьям ценные сведения.
— Несколько недель назад я получил сообщения из Версаля, а также от барона де Пуанти. Этот офицер отличается многими достоинствами… Благодаря своей отваге он был поставлен во главе эскадры, его ценят такие опытные флотоводцы, как Дюкен и граф де Турвиль. К недостаткам сего господина относят непомерное честолюбие, отчего его так же знают, как безжалостного интригана, любой ценой стремящегося к почестям и богатству. Он вбил себе в голову осуществить поистине грандиозный, но безумный план: отвоевать у Испании ее колонии в Америке и водрузить на этих землях королевский стяг с лилиями. Похоже, что Кабинет, заседающий в Версале, имеет иное мнение об этом плане и не находит его неосуществимым, хотя и признает, что пока у них для этого недостает средств. Если, паче чаяния, они все же решат осуществить его, я отправлю во Францию верного человека рассказать его величеству все, что тот обязан знать. Мой посланник получит четкие и точные инструкции относительно вашей дочери. Он непременно отыщет мадемуазель де Сов и привезет ее к отцу.
Оливье вышел от губернатора сияющим; впервые за все время их знакомства Турмантен увидел радость на лице друга. Наконец-то надежда, много месяцев назад покинувшая Оливье, снова коснулась его своим крылом!
Спустя несколько дней «Звезда морей» скользила по океанской глади, направляясь в сторону Мексиканского залива. Свежий ветер надувал паруса брига, выискивающего очередную добычу. Турмантена, по обыкновению, одолевали сомнения.
— До сих пор нам слишком везло, — говорил он Оливье, который, привыкнув к подобным словам, лишь пожимал плечами. — Ни одной жертвы, ни одного убитого испанца…