Юность, опаленная войной
Шрифт:
В тот вечер, 12 января 1943 года, Нина и Анна Андреевна Старцевы были дома одни. Огня не зажигали, разговаривали вполголоса о тревожных новостях, которыми был так полон поселок и город Краснодон.
Нина уже знала о повальных обысках и арестах. В поселке Краснодон тоже было неспокойно. 3 января гитлеровцы схватили Володю Жданова, днем позже стало известно об аресте Николая Сумского. Из головы Нины не выходили слова фельдшера Нины Петровны Алексеенко. Когда они с Лидой Андросовой днем возвращались из полицейского участка после очередной
— В городе и поселке идут аресты молодежи. Постереглись бы вы, девушки.
— А чего нам бояться? Что такого мы сделали? — отмахнулась было Лида.
— Вам видней. Только у Сумского был обыск, на чердаке нашли радиоприемник. Мне сказал об этом полицай, только что бывший у меня на приеме в медпункте.
Анализируя события, Нина понимала: оставаться дома опасно, надо немедленно уходить из поселка. Но куда? Окрестные хутора сплошь забиты отступающими гитлеровскими частями, а родственников или надежных знакомых поблизости не было. Белоруссия же от Краснодона была слишком далеко.
На крыльце послышался топот кованых сапог, и тут же в дверь злостно застучали.
— Каратели! — побледнев, вскрикнула Анна Андреевна, крепко прижимая к себе дочь.
— Успокойтесь, мама. Это обозники. На улице мороз. Вот и стучат, чтобы погреться, — пыталась Нина хоть как-то успокоить мать.
Удары в дверь повторились.
— Господи, хоть бы ты пронес мимо нас эту нечистую силу! — причитала на ходу Анна Андреевна, направляясь к наружной двери, гулко сотрясавшейся от сильных ударов. Она с трудом, дрожащими руками откинула массивный крюк, установленный еще до войны самим Илларионом Нестеровичем. Дверь с шумом распахнулась, и Анну Андреевну ослепил яркий свет карманных фонарей. С силой отбросив хозяйку квартиры к стене, полицаи и жандармы устремились в дом.
— Хватайте ее! — увидев Нину, во все горло закричал поселковый комендант.
Анна Андреевна бросилась было заслонить дочь, но здоровенный верзила с красным злым лицом грубо загородил ей путь. Подталкивая Нину дулами автоматов, фашисты направились к выходу.
— Доченька! — отчаянным криком вырвалось из груди матери.
Нина обернулась:
— Прощай, мамочка! Береги себя. Помните… — Договорить ей не дали, сильный удар в спину вытолкнул девушку в одном платье на январский мороз.
Анна Андреевна рванулась к вешалке. Схватив пальто, платок, она следом бросилась за дочерью. Догнав конвой, пыталась все это передать Нине. Но гитлеровцы снова грубо ее отбросили.
Потрясенная и убитая горем, Анна Андреевна не знала, что делать. Она не замечала ни холода, ни леденящего степного ветра. По ее впалым щекам текли слезы. Беззвучно глотая их, она неотрывно смотрела вслед удалявшейся навсегда дочери. Ветер порывисто теребил ситцевое платьице на ее худых опущенных плечах. Потом, очнувшись, Анна Андреевна, с трудом передвигая ноги, побрела в свою только что опустевшую квартиру. Силы оставили ее…
Едва дождавшись рассвета, Анна Андреевна поспешила к Андросовым. Переступив порог их квартиры, она увидела распухшее от слез лицо Дарьи Кузьминичны,
В дверях показался сосед Андросовых — Петрачков.
— Народ говорит, что никого из арестованных в поселке уже нет, всех пешими угнали в город Краснодон, — через силу сообщил он.
— Так моя же Ниночка совсем раздетая! — с отчаяньем проговорила Анна Андреевна Старцева.
— Лидочку-то нашу тоже увели в одной кофточке, — всхлипывала Дарья Кузьминична.
— Да успокойтесь же! Слезами горю не поможешь! — старался утешить женщин Петрачков, хотя у самого на сердце было такое, хоть волосы рви на голове. В эту же ночь была арестована и его дочь Надя.
Днем 13 января стало известно, что вслед за Ниной Старцевой, Лидой Андросовой, Надей Петрачковой гитлеровцами были схвачены и остальные члены подпольной группы организации «Молодая гвардия» поселка Краснодон: Тоня Елисеенко, Нина Кезикова, Надя Петля, Тоня Дьяченко, Женя Кийкова. В доме Шищенко палачам удалось взять только младшего — Александра, старшему брату — Михаилу — удалось скрыться в тайнике. Только ему одному удалось остаться на свободе и увидеть освобожденными поселок и город Краснодон.
В тот же день родители арестованных поселковых молодогвардейцев, захватив для них теплую одежду, белье и еду, направились в город Краснодон. Но передать им разрешили только еду.
— Старцева! — распахнув дверь камеры, выкрикнул полицай.
Нина медленно поднялась с пола, привычным кивком головы отбросила назад тяжелые длинные косы. Под конвоем она шла по хорошо знакомому коридору бывшего райвоенкомата. Здесь Нина была еще в июле 1941 года, когда провожала на фронт своего отца. Ее ввели в кабинет начальника городской полиции Соликовского. В помещении было накурено, грязно пахло самогонным перегаром.
— Старцева? — уточнил следователь городской полиции Кулешов.
— Да.
— Назовите подпольщиков поселка Краснодон, и мы гарантируем вам жизнь.
— Я не знаю ни одного подпольщика, — глядя прямо в глаза следователю, спокойно ответила Нина.
— А кто вывесил флаг? — Кто разогнал скот и перебил конвой? Кто сжег скирды хлеба? Кто перерезал телефонный кабель? Тоже не знаешь?
— А почему, собственно, я должна все это знать?
— На стул! — визгливо приказал Кулешов. Двое его подручных, заломив руки Нины назад, силой усадили ее на стул. С ног стащили сапоги, чулки. Из жаровни клещами достали раскаленный добела металлический прут.
— Ну! Так кто же вывешивал флаг, угнал скот, перебил конвой? — злобно повторил свои вопросы Кулешов.
Нина стиснула зубы, закрыла глаза. В этот миг ее пронзила острая боль.
— Фамилии?! — кричал Кулешов. И снова раздирающая сердце боль. А дальше Нина уже ничего не чувствовала и не слышала. Ее окатили холодной водой. Придя в сознание, она долго не могла понять: где она, что с нею. Так почти в беспамятстве и приволокли ее обратно в камеру.
К ней тут же бросилась Лида Андросова. Бережно приподняв голову подруги, скороговоркой прошептала: