Юность уходит в бой
Шрифт:
— Поздравляю... с днем ангела! А пулемет ты здорово рубанул, не то бы он много накосил, холера! [182]
— Мы бросали... одновременно, — ответил я.
— А я не знал, что у доктора день рождения, — отряхивая с куртки землю, сказал Шатов. — По этому случаю прошу, товарищ командир, уничтоженный крупнокалиберный пулемет противника занести на личный счет доктора.
— И я об этом прошу, — поддержал его старшина.
Подходили поздравлять и другие, но мне было не до того. Нервное напряжение проходило. По телу разливалась неприятная усталость. А в стороне от нас с присвистом рвались мины: оставшиеся в живых гитлеровцы пускали
Над лощиной послышался тревожный голос начальника штаба!
— Не видно их — до самой Брезготки ползали...
— Здесь они, — ответил ему командир. — Сейчас тронемся: рассвет скоро!
Минут через пять в лощину лихо вкатила пулеметная тачанка. Николай Башкиров спрыгнул на землю и, похлопав ладонью по кожуху станкача, бойко доложил:
— Товарищ командир! Задача выполнена. Когда отряд отходил, какие-то три ошалелых гитлеровца бегали по шоссе... Вот уж я им подбросил огоньку! Так и пришил к шоссе!
— Спасибо, — угрюмо усмехнулся я, растирая ушибленное колено.
Башкиров растерянно замолчал, а Петрович слегка подтолкнул меня:
— Тогда вдвойне — с днем рождения!
Потом он скомандовал:
— Шагом марш!
Отряд, все более растягиваясь, направился к лесу. Позади на догорающих складах противника взрывались боеприпасы.
А впереди, над кромкой векового леса, близкого и родного, все больше алело небо. Оно возвещало наступление нового дня, светлого и большого, насыщенного благородной борьбой с врагами Родины. Бойцы «Славного» шли к новым боям и походам. [183]
В клетнянских лесах
Нам было все отпущено сверх меры — Любовь, и гнев, и мужество в бою. Н. Рыленков
Клетнянский лес полнился птичьим гомоном и пьянил запахами трав. Шалаши и шелковые палатки утопали в зелени. Возле них в козлах стояли винтовки и ручные пулеметы. К лету 1942 года из Жирятинского, Клетнянского, Мглинского и Почепского районов Брянщины образовалась обширная партизанская зона. Народные мстители действовали также вокруг и Трубчевска. Клетнянский лес стал местом базирования многих отрядов, разведывательных и подрывных групп. Попытки гитлеровцев очистить эти районы от партизан, предпринятые в мае и июне, потерпели провал. Наступило относительное затишье. Но вскоре оно снова нарушилось. Противник проник в лес и внезапной атакой захватил партизанский центр — деревню Мамаевку, где находилась рота Чувилина.
Заслышав стрельбу, командир нашего отряда Шестаков подал команду «В ружье!». Бойцов «Славного» торопить не пришлось.
Спустя полчаса мы подошли к Мамаевке. Там уже орудовали фашистские факельщики. Наши соседи из отряда «За Родину» пытались вернуть населенный пункт, но их атаки были пока безуспешными.
— Надо предупредить Глебова, чтобы он организовал засаду на главной просеке и перекрыл ее, — сказал Шестаков Понасенкову. — Скорее всего, противник именно по ней пришел сюда из Клетни. Надо полагать, что этим путем он будет и отходить назад. [184]
Едва гонцы, посланные Шестаковым в клетнянский отряд, скрылись в лесных зарослях, по противнику ударили наши орудия. После нескольких выстрелов, вызвавших замешательство среди оккупантов, мы поднялись в атаку. На этот раз они не выдержали удара двух хорошо вооруженных партизанских
Пленный немецкий ефрейтор на допросе показал, что их карательный батальон, усиленный отрядом полиции, насчитывал около 500 человек. Он имел задачу дотла сжечь Мамаевку и уничтожить ее гарнизон.
Внезапное вторжение оккупантов в глубь лесного массива насторожило нас. Обычно они не отваживались малыми силами так далеко заходить в партизанский лес.
...Вечером я подошел к небольшому костру, чтобы доложить командиру о делах медицинской службы. У нас кончались медикаменты и перевязочные средства.
Возле костра кроме командира находились комиссар и начальник разведки. Шестаков лежал, подперев голову рукой, и молча смотрел на огонь. Его лицо было хмурым, казалось нездоровым. Выслушав мой доклад, Петрович вдруг вспылил. Быстро достал из планшета листок бумаги, подал мне его и недовольно сказал:
— Читай!
Это была радиограмма, полученная из Центра. Прочитав ее, я сразу понял, почему у командира такое плохое настроение. Пришел ответ на радиограмму, которую мы передали несколько дней тому назад. Шестаков тогда не хотел ее посылать. Настояли мы с комиссаром. В радиограмме говорилось о наших нуждах и деликатно напоминалось об обещании Центра вывести отряд на Большую землю по прошествии четырех месяцев. А с момента перехода нами линии фронта прошло уже значительно больше времени. В результате активных боевых действий отряд понес значительные потери, а за Десной оторвался от основной базы. Жаркие схватки с фашистами в Жирятинском районе окончательно истощили запасы продовольствия, оружия, боеприпасов и медикаментов. Личный состав нуждался в отдыхе...
И вот пришел ответ. Центр разъяснял, что положение на фронтах очень тяжелое. Присутствие «Славного» в тылу врага сейчас просто необходимо. Нам обещали доставить [185] самолетом оружие, боеприпасы, медикаменты и оказать другую помощь. Самолюбивый и мнительный по натуре Шестаков воспринял этот ответ, как выговор.
Я почувствовал себя виноватым и перед командиром, и перед бойцами. В самом деле, что могли подумать о нас в Центре, получив из отряда, который имел уже немалый список побед, «жалобную» депешу. «Славный» успешно осуществил десятки засад, разгромил не один вражеский гарнизон. Его бойцы вели активную разведывательную и диверсионно-боевую работу. Еще в начале мая группа Николая Садовникова подорвала близ станции Батагово крупный вражеский эшелон с танками и автомашинами. Сержант Кондратий Мадей, Михаил Семенов и Тихон Мортиков, действуя близ Тросны, пустили под откос эшелон с живой силой и воинским грузом.
Вскоре наши соседи попросили помочь им вывести из строя железнодорожную ветку Клетня — Жуковка, чтобы воспрепятствовать оккупантам вывозить по ней строевой лес в Германию. Эту задачу выполнили сержант Мадей и Александр Максимец из отряда «За Родину». Они почти одновременно взорвали два состава с лесоматериалом и сильно повредили железнодорожное полотно. А спустя немного времени Кондратий Мадей с четырьмя минерами отправился на выполнение нового опасного задания. Вернулись они через несколько дней, усталые, но радостные, и после их доклада командир отправил в Москву радиодонесение: «9 июля на дороге Брянск — Рославль подорван эшелон противника. Разбито 7 платформ с танками и автомашинами. Движение приостановлено на 12 часов...»