Юные годы медбрата Паровозова
Шрифт:
– А, Леночка, здравствуй! – приветливо кивнул ей немного смахивающий на бронзовый монумент Петров. – С чем пожаловала?
– Владимир Иванович! – чуть не плача, воскликнула та. – Помогите мальчику! У нас мальчик в реанимации медбратом работает. В этом году уже шестой раз поступает! У него только биология осталась, а химию он на пять сдал, представляете! Ему лишь бы не двойку! Помогите! У вас, может, никогда больше такого студента не будет!
– Леночка, успокойся! – ласково и твердо произнес Владимир Иванович. Он уже уходил с поста ректора, ему оставалось не больше двух месяцев. Можно было спокойно сделать доброе дело. – Скажи мне номер группы, фамилию и день
– Спасибо, спасибо вам большое! – с чувством произнесла та. – Я сейчас все узнаю и прибегу!
– Хорошо-хорошо! – улыбнулся ректор. – Прибегай, я еще с час здесь буду.
– Томка, а ну давай быстро звони Моторову! – показав пальцем на телефон, облегченно выдохнула Гаркалина, прибежав в отделение. – Пусть скажет, когда он сдает и номер группы!
Царькова немедленно стала накручивать диск, но только длинные гудки были ей ответом.
Я решил пройти через эстакаду, еще из автобуса увидел, что ворота открыты. Хотя ехать сюда сегодня было необязательно. Незачем. Лучше бы сразу домой, а там спать до утра.
И только я показался в коридоре, как кто-то завопил:
– Елена Николаевна! Елена Николаевна! Моторов идет!!!
Откуда ни возьмись, она налетела, чуть не сбив с ног.
– Леша, где тебя носит, быстро говори номер своей группы и день, когда ты биологию сдавать будешь! А я к Петрову побежала, пока он не ушел!
Я взял ее за руку:
– Да поздно уже к Петрову бежать, Елена Николаевна! У меня сегодня экзамен был!
– Как сегодня, почему сегодня, а я думала, что завтра или послезавтра! И почему поздно? – почти закричала она. – Ничего не поздно! Петров мне обещал, он вмешается, может быть, еще все переиграем, на апелляцию подадим!
– Да потому поздно, что я сдал биологию! Час назад. На четверку! – улыбнулся я. – А вы еще будете рассказывать, что есть такой балбес, который на шестой раз поступил. И удалось ему только благодаря вашей настойчивости и вере в него. Спасибо, никогда этого не забуду!
И с чувством поцеловал ее в щеку.
Вот теперь можно и домой.
Но почему мне так горько и тоскливо? Это неправильно, должно быть совсем по-другому. Ведь казалось, что, когда я осуществлю свою мечту, мое поступление все изменит. Прежде всего меня самого. Я сломаю рога своему Минотавру, стану веселым, довольным, уверенным в себе. Верил, что-то сразу произойдет, ангел ко мне с небес спустится, какой-нибудь шестикрылый серафим. Горизонт озарится радужными огнями, душа будет петь. Но ничего подобного почему-то нет. Только смертельная усталость и обида.
И что им стоило принять меня семь лет назад!
Hic et nunc [5]
Если идти от угла Большой Никитской и Моховой в сторону Тверской, то, не доходя до гостиницы “Националь”, будет поворот налево во двор.
Пройдя здание геолого-разведочного института, нужно повернуть направо и продолжать движение, пока не упрешься в крыльцо здания из темно-красного кирпича. Это знаменитая анатомичка Первого медицинского. Раньше здесь принимали документы у абитуриентов, причем происходило все в большом секционном зале и в ряде случаев прямо за секционными столами. Тут же проводились вступительные экзамены. Я еще застал то время. Но в дальнейшем, после ремонта Санитарно-гигиенического корпуса на задворках ректората, все действо переместилось на Большую Пироговскую. А в анатомичке стали вывешивать только дубликат списка поступивших,
5
Здесь и сейчас (лат.).
Свою фамилию я обнаружил почти сразу. В двадцать второй группе второго лечебного факультета. Мой порядковый номер в группе обозначался цифрой семь.
Пора было ехать на дежурство, я хоть и отпросился, но совесть тоже надо иметь.
Было весело и шумно, такое впечатление, что меня решила поздравить вся больница. Люди все подходили, пожимали руку, хлопали по плечу. Некоторые говорили:
– Ну наконец, а то ты уже всех достал, Леша Паровозов!
А мне только и оставалось, что смеяться и отвечать:
– А уж как я себя достал, вы даже представить не можете!
И это было чистой правдой.
Впереди ждал недельный отпуск, который я выклянчил, поедем в Пущино, где нас ждет Рома. Будем ходить, гулять, грибы собирать.
Потом нужно будет книжки в библиотеке получить, тетрадки купить. Халат приличный найти. Но все это приятные хлопоты. Ведь я теперь учиться буду. Хотя я так уже отвык от учебы, вдруг возьмут меня да и выпрут сразу, не дожидаясь первой сессии, за тупость.
Работу в реанимации я решил не бросать. Оставлю себе несколько дежурств. На полставочки. Ну или чуть больше. Во-первых, нужно семью кормить, а во-вторых, чтобы навык не растерять. А что полы опять придется мыть – подумаешь, ерунда. Может, у меня хобби такое? Буду, словно Гарун аль-Рашид, переодеваться в платье простого дервиша, хватать ведро, швабру, что уж тут особенного? Хотя учиться на дневном отделении и пахать сутками и ночами в реанимации будет непросто, но я и не такое выдерживал. Главное – не объективные трудности, а настроение.
Настроение было отличное.
Только в самом потаенном уголке души все еще ржавым гвоздем сидела досада. Так бывает, когда совершается что-то очень важное и большое, но происходит это как-то буднично, с опозданием, словно долгожданный яркий подарок, о котором мечтает ребенок, он получает случайно уже зрелым человеком.
Но все это ерунда, видимо, я просто пессимист. Нужно действительно съездить отдохнуть, поваляться на песочке, покупаться в Оке, походить по лесам. И побольше с Ромой говорить. Он ведь совсем взрослым становится.
А в ординаторской, где мы все сидели, я, по традиции, забавлял народ своими любимыми байками – историями из жизни Тамары Царьковой, все ржали, как ненормальные.
Веселье закончилось, когда мы услышали звук сирены, а потом увидели и саму машину через окно. Она мчалась, завывая, с включенной мигалкой к нам по эстакаде на второй этаж. Обычно мигалку, не говоря уж о сирене, бригады “скорых” вырубают еще на подъезде к больнице. Наверняка салаги какие-нибудь едут.
– Ну что, Леша, – на бегу кто-то бросил мне в спину, – не разучился еще работать?
Я пожал плечами. Вроде не должен. Если и забыл, то уже все вспомнил.
За запертыми воротами гаража продолжала заходиться сирена, но что-то особенное появилось в ее звуке, заставив вздрогнуть. Это в унисон вступил Минотавр. Интересно, когда я отопру дверь, то впущу его или выпущу?
“Скорая” ворвалась в гараж и с визгом затормозила. Водитель выскочил за подкатом. Похоже, что-то из ряда вон. Вместе с фельдшером они вытащили носилки. Следом показался врач, он, не прерываясь, качал. Эти ребята точно не были салагами, я их бригаду хорошо знал.