Юные натуралисты в краеведческой экспедиции
Шрифт:
Это—работа жучков-короедов, типографов, сидящих в прогрызенных ими ходах, наполненных буровой мукой. На нижней стороне коры совершенно ясно видны направление и расположение ходов.
По середине идет широкий и длинный маточный ход, проложенный самкой короеда. В стороны от него отходят более узкие личиночные ходы. К концу они расширяются, так как личинка все время растет и для движения ей -требуется все более широкий коридорчик. Таких ходов множество — повидимому, короеды очень плодовиты.
Здесь же мы можем познакомиться со всеми
йашйк Лееде: тут крбшечные белые личинки, кб* торые точат свои ходы, куколки, лежащие в „колыбельках", и наконец несколько жучков.
Все это становится нашей добычей.
Березы по нашим наблюдениям оказываются значительно менее поврежденными. Лишь на одной или двух нам удалось найти воздушные отверстия другого короеда — заболонника. Зато эти березы были испещрены ими так, словно в них стреляли дробью.
Последующие поиски не дают нам ничего нового. Нагруженные кусками коры, гнилыми пеньками и ветками, мы отправляемся домой.
Первым долгом устраиваем садки для личинок. В толстом куске коры вырезаем „колыбельку“, кладем в нее личинку усача и накрываем эту сторону коры стеклом. Чтобы свет не тревожил привыкшей к темноте личинки, прилаживаем к стеклу кусок картона. Садок готов. Теперь можно приступить к наблюдениям.
С биноклем
Утренний чай выпит.
— „Позвоночники"! Идем!
Ребята, охотнее чем когда-либо, собираются на клич: сегодня предстоит обследование птичьего населения березового леса. Спешно собираем несложное снаряжение: записные книжки, карандаши, бинокли да три заплечных мешка — и вот мы в лесу.
Нас шесть человек. Вместе нам итти нельзя— распугаем птиц. Делимся на три группы и расходимся в разных направлениях. Свернув с дороги, мы с Мишей останавливаемся. Основная наша задача — учесть всех птиц на нашем пути, но это не так-то просто: в густой листве их почти не различишь, а песни их смешались И один многд-голОсый хор.
Усаживаемся на поваленный полусгнивший ствол березы, смотрим и слушаем. Внизу по кустам- то-и-дело перелетают птицы. Вот перепорх-. нула маленькая серо-зеленая птичка. Это—пеночка, а какая именно, покажет ее песня. Почти рядом с нами на кончик ветки села маленькая круглень-_кая коричневая пичужка с вздернутым кверху хвостиком; это — крапивник. А вон между берез пролетела крупная серая птица—дрозд.
Понемногу начинаем разбираться в голосах. Резко выделяется из о.бщего хора громкая трель зяблика с характерным „росчерком" на конце;' Ясно Звучит сидьнаи флейта иволги и мелодично раскатывается красивая переливчатая песнь лучшего после соловья певца — славки-черноголовки. Прислушавшись, начинаешь различать все новые и новые голоса. Где-то вдалеке раздалась трель дрозда - белобровика, высоко в ветвях запищала синица, а над нашими головами пеночка-теньковка выводит свою однообразную песню: „тень-тень-тинь-тень-тень-тинь".
Все эти птицы поочередно отмечаются нами в дневнике. Пока один записывает, другой тщательно „обшаривает" биноклем кусты, деревья и пни.
Метрах в двадцати от нас мелькнуло что-то. черное с оранжевым, послышался свист, а за ним стрекотание. Это — горихвостка. Тихонько направляемся тс ней в надежде найти гнездо. По мере нашего приближения горихвостка становится все
С биноклем в руках, все время осматриваясь по сторонам, идем мы дальше. Вдруг с соседнего куста полилась тихая флейтовая песнь. Она похожа на песню славки-Черноголовки, только гораздо тише и скромнее; это —ее. родственница;, славка садовая.
А вот запела ретивая певунья, поющая с апреля до сентября — пеночка-весничка. Но надо итти •дальше, и мы быстро пробираемся через можжевельник.
Лес становится все гуще и гуще. Вдруг из-под наших ног с шумом выпорхнула крупная птица, взлетела, сделала крутой поворот, п скрылась в чаще.
— Вальдшнеп! — крикнули мы оба. За все время пребывания на Череменецком озере мы еще ни разу не встречали его.
Издалека послышалось громкое, слегка жалобное „ки-ки-ки-ки“ малого пестрого дятла. Прячемся за дерево и • по все приближающемуся крику догадываемся, что дятел летит к нам.
Да, вот и он! Ростом чуть побольше воробья, он ловко лазает по старой березе, постукивая то тут, то там своим крепким клювом.
„Ки-ки-ки!“—и дятел быстро скрылся в чаще.
Подходим к березе, на которой только-что сидел дятел. Кора ее испещрена мелкими дырочками. Повидимому, здесь поселились какие-то жуки, а дятел этим и воспользовался! Берем образчик источенной коры, чтобы узнать потом у энтомологов, какому вредителю принадлежит эта работа.
Лес стал совсем густой. Особенно частыми стали кусты, так что вспугивая по пути птиц, мы даже не видим их. Чтобы осмотреться кругом, мы с Мишей влезаем на толстый сук березы. Расположившись поудобнее/ мы отдыхаем, смотрим и слушаем. Кругом летают славки, пеночки, зяблики. Вдруг я’ услыхал какую-то новую красивую песню. Я ее слышал когда-то, но теперь никак не могу вспомнить, кто так поет. А у Мишки спросить не хочется, хотя вижу по его лицу, что песня ему знакома.
— Это—малиновка,—торжествующе говорит он, видя мою растерянность. Я окончательно уничтожен. Еще бы: забыть песню малиновки! Вот так стыд!
Но вот над нашими головами раздалось звонкое „цйканье". Мишка слышит... и не знает! Теперь моя очередь торжествовать:
— Это—лесной конек!
В подтверждение моих слов маленькая рябенькая птичка садится рядом с нами, но, испугавшись такого соседства, улетает.
Как ни жалко, а нужно расставаться с гостеприимным суком. Снова пробираемся сквозь цепкую жимолость и колючий можжевельник. Наконец деревья редеют, и мы выходим на опушку. Здесь можжевельник и жимолость сменились малиной и смородиной — великолепное место для гнездования. Поэтому мы начинаем тщательно обыскивать каждый кустик (рис. 5). Действительно, находим два гнезда—славки садовой и Черноголовки. Первое свито из сухих травинок; в нем пять бурых, насиженных яиц. Гнездо славки-черноголовки сплетено гораздо аккуратнее и плотнее, здесь материалом служила не только трава, но и мелкие веточки. Это гнездо пусто. Птенцы уже покинули его. Поэтому, срезав его осторожно вместе с веткой, мы берем его с собой. Гнездо славки садовой оставляем, отметив место, где оно находилось; недели через две, когда птенцы вылетят, надо будет взять его.