Юный техник, 1956 № 03
Шрифт:
— Почему несете? — опрашивает он. — Не надо нести! Я сам…
Он опускает ноги на землю и действительно идет, поддерживаемый Градовым и Забродиным.
Когда старин видит бегущих навстречу Мажида и врача, он останавливается и, сжав лицо ладонями, задумывается…
— Что случилось?.. Куда вы меня?
— Немедленно вниз, в долину! — кричит Дарья Матвеевна. — Ему нельзя оставаться в горах! Я предупреждала!..
Оказывается, — об этом можно было догадаться и раньше — Центральная
Над облачным полем, кренясь прозрачной кабиной книзу, летит вертолет.
За рулями — Мажид Сармулатов.
Сзади над лежащим Бахаревым склоняется Дарья Матвеевна.
— Не очень резко, но вниз, вниз! — просит она пилота.
Мажид молча кивает, и вертолет погружается в туманное месиво облаков…
— Как вы смели?! Назад! В ЦСУ! — протестует Бахарев. — Мажид, вы слышите, что я приказал?!
— Среди больных приказываю я! — отвечает Дарья Матвеевна. — Вам нельзя оставаться в горах.
— Мне надо! Надо! Вы понимаете, что там происходит?! — разгневанно кричит старик.
— С вашим сердцем? С вашим давлением? Нельзя! Нельзя! Это очень трудно понять?!
— Мне надоело слушать одно и то же! — морщится Бахарев. — «Сердце — давление», «сердце — давление».
Разве не все равно, как называется болезнь, из-за которой вы можете не узнать об итоге экспедиции на Венеру? — с расстановкой спрашивает старая женщина, и Бахарев сразу никнет.
— Ну-ну, — бурчит он, — нечего пугать старика. Стариков утешать надо. Мне вредно волноваться…
Дарья Матвеевна кладет руку на лоб профессора.
— Алексей Павлович, — печально говорит она, — мы друг о друге знаем все. Я знаю, как ждешь ты посадки на Венеру…
— Мне надо знать, на что я истратил последние двадцать лет жизни… может быть, всю жизнь, — тихо признается Бахарев.
— Так слушай меня, старый товарищ, — грустно и очень искренно говорит Дарья Матвеевна, — еще одно… только одно путешествие в горы… И ты больше ничего и никогда не узнаешь о своей ракете.
Оба задумываются о серьезном и грустном…
Вертолет над степью. Внизу — городок планетной обсерватории.
Связь с ракетой восстановлена? — спрашивает Бахарев.
— Да, восстановлена. Она летит там! — раздраженно и с непонятной обидой машет рукой старая женщина. — Летит твоя ракета.
Помещение центрального поста. Огонек ракеты снова ползет по линии трассы. На большом экране по-прежнему сияет «двойная звезда»: Земля и ее верный спутник. Словно ничего не случилось.
— Что же было?! — спрашивает Забродин Градова, когда он, тщательно просмотрев показания всех приборов пульта, возвращается на свое место.
— Разбита солнечная электростанция ракеты, — мрачно отвечает
— У нас осталась атомная электростанция, — облегченно вздохнув. успокаивается Забродин.
— Кроме того, разбит запасной бак рабочей жидкости.
— Что это значит?
— Если мы начнем тратить запасы жидкости на работу электростанции, у нас не останется ее для посадки на Венеру!
— Это катастрофа?.. — слышится голос журналиста Алимкулова
— Это убьет Бахарева, — поворачивается к нему Градов, — он не должен узнать об этом.
— Что делать?.. Ивам Митрофаныч, вы командир корабля! — говорит Забродин.
— Давайте думать вместе, — отвечает Градов, — вы теперь начальник экспедиции…
На двери, там, где обычно вывешивают «Без доклада не входить» и прочие негостеприимные надписи, висит табличка:
«Я ВСЕГДА И ДЛЯ ВСЕХ ДОМА»
Дарья Матвеевна снимает ее.
Это производит большое впечатление на Мажида. Низенький медлительный казах с горящими черными глазами порывисто шагает к старой женщине:
— Надо перелить кровь? Возьмите мою. У меня хорошая кровь. Я родился и вырос в степи!
Из глаз Дарьи Матвеевны выкатываются две скупые слезинки. Она привлекает к себе Мажида.
— Вы любите его, юноша… помогите мне оградить этого неугомонного старика от волнений. Спокойствие сейчас единственное лекарство, которое ему поможет.
— Никого не пущу! — клятвенно обещает Мажид. — Спать буду на этом пороге!
Обложенный подушками, Бахарев лежит на диване в своем рабочем кабинете при Планетной обсерватории. Сейчас особенно заметно, что Старому ученому далеко за семьдесят лет, что он нездоров. Может быть, болезнь зажгла глаза старого ученого таким лихорадочным огнем? О чем думает он? Что его тревожит?
Отсвет каких волнений делает старческие глаза такими выразительными?
«Можно обмануть старую женщину, можно обмануть всех, но… нельзя обмануть самого себя. — думает ученый. — Я уже стар и… «это» может прийти и завтра и через час… Значит, я обязан рассказать миру о своей догадке, убедить людей. Но как это сделать?..
Мне никто не поверит. Даже посмеются. И все же я обязан это сделать! Может быть, этой догадкой изморится впоследствии вся ценность моей жизни…»
О чем тревожится ученый? Он беспокойно ворочается в постели, протягивает руку к тумбочке и берет толстую тетрадь и авторучку.
— Если я подробно… последовательно расскажу, как я пришел к своей догадке, мне поверят, должны поверить! — бормочет ученый.
Он пытается что-то написать в тетради, но ослабевшие руки не слушаются. То тетрадь, то ручка выпадают из них. И Бахарев даже стонет от обиды, от отчаяния, от бессилия.