Юрий Андропов. На пути к власти
Шрифт:
Как известно, решение о военных преступниках вынесено Нюрнбергским военным трибуналом: в качестве таковых объявлены нацистская Германия и ее союзники. Судебный процесс над военными преступниками в Финляндии, по настоянию Союзной контрольной комиссии, проходил в ноябре 1945 – феврале 1946 г. Современные финляндские исследователи категорически отрицают причастность Финляндии к союзу с Германией. Тогда как определить факт вторжения финляндских войск, на башнях танков которых красовалась свастика, и оккупацию значительной территории Советского Союза – двух третей Карело-Финской союзной республики? Захватчиков никто не приглашал на землю Карелии – они пришли сами. Количество жертв среди гражданского населения Финляндии, которое ставится в вину карельским партизанам (по разным данным: по одним – 147 человек, по другим – 176, по третьим – около 200 человек) несоизмеримо с потерями среди мирного населения на оккупированной территории Советской Карелии. Вследствие тяжелых условий содержания в 7 специальных лагерях Петрозаводска – тяжких работ, голода, массовых болезней, а также расстрелов –
Для понимания реалий военной эпохи необходимо обратить внимание на важные психологические аспекты. В условиях Великой Отечественной войны в общественном сознании советского человека защита Отечества олицетворялась с непримиримой борьбой и уничтожением врага, выраженной в короткой образной фразе – «Убей немца!». После публикации в «Комсомольской правде» стихотворения Константина Симонова «Убей его!» любой человек на оккупированной территории от мала до велика знал, что нужно делать. Обжигающие строки Симонова призывали: «Так убей же хоть одного! / Так убей же его скорей! / Сколько раз увидишь его, / Столько раз его и убей!» (Комсомольская правда. 1942. 19 июля. С. 3). В собирательный образ «немца» вкладывалось не этническое, а широкое определение врага – будь он немец, финн, румын, мадьяр и пр., если он оказался союзником или сателлитом ненавистного Гитлера в самой жестокой войне в истории человечества. Критерий патриотизма был сформулирован предельно точно: «И пока его не убил, / То молчи о своей любви – / Край, где рос ты, и дом, где жил, / Своей Родиной не зови» (там же). Вот что стояло за пониманием термина «истребление оккупантов» в условиях военного времени. В Карелии их было принято называть «немецко-финскими оккупантами».
Военные действия финляндской стороны были продиктованы реализацией идеи «Великой Финляндии», как бы ни открещивались от этого многие финляндские деятели. Данный тезис был детально подтвержден и обоснован в годы войны в том числе благодаря информации, добытой подпольем «Могикана» – Ю.В. Андропова. Как и то, что провалилась попытка создания «Великой Финляндии» за счет присоединения территории т. н. Восточной Карелии со всеми ее природными богатствами. «Родственное» финно-угорское население, которое вроде бы пришли освобождать от большевизма финляндские войска, не восприняло новую власть и новую идеологию.
«Этот Андропов… опять лезет не в свои сани»
Сегодня десятки сайтов в Интернете повторяют одни и те же нелицеприятные оценки в отношении Андропова, источником которых стали критические фразы из неопубликованных рукописей бывшего первого секретаря ЦК КП(б) КФССР, члена Военного совета Карельского фронта генерал-майора Г.Н. Куприянова. Рукописные записи в многочисленных школьных тетрадках, а также машинописные тексты в переплете хранятся в фонде Г.Н. Куприянова Р-3435 в Национальном архиве Республики Карелия (НА РК). В их числе рукописи: «Война на Севере» (Ч. 1, 2, 3), «Партизанская война в Карелии в период стабилизации обороны», «Республика – фронту», «Подпольная работа в тылу врага», «Национальный вопрос», «Записки партийного работника», «О комсомоле» и др.
Г.Н. Куприянов констатировал, что работой подпольных комитетов руководил заведующий оргинструкторским отделом ЦК КП(б) Карело-Финской ССР И.В. Власов (НА РК. Ф. Р-3435. Оп. 2. Д. 214. Л. 139). Бывший партийный руководитель республики подчеркивал, что заворг предлагал направить Андропова секретарем подпольного горкома партии в оккупированную финскими войсками столицу республики – Петрозаводск. Секретарь ЦК Компартии по кадрам Варламов А.С. высказывал другое предложение – назначить Андропова комиссаром партизанского отряда «Комсомолец Карелии». Варламов мотивировал свое мнение следующим: «Единственно, что он делает, так подбирает кадры Власову для посылки в тыл» (там же. Д. 198. Л. 12). Варламов говорил партийному руководителю: «Юрий молодой, здоровый парень, что ему околачиваться в тылах? В комсомоле республики остались одни девушки-подростки пионерского возраста. А в ЦК комсомола хватит работников и без Андропова – пусть повоюет. И будет очень хорошо, если комсомольский партизанский отряд возглавит секретарь ЦК комсомола» (там же). Далее Куприянов писал: «Но Юрий Владимирович сам не просился послать его на войну, в подполье или партизаны, как настойчиво просились многие работники старше его по возрасту. Больше того, он часто жаловался на больные почки. И вообще на слабое здоровье. Был у него и еще один довод для отказа отправить его в подполье или в партизанский отряд: в Беломорске у него жила жена, она только что родила ребенка…» Поэтому, по словам Куприянова, он, как партийный руководитель, рассчитывал: «Может, сам поймет!» и не имел «морального права применить высшую силу, высшее право послать Ю.В. Андропова в партизаны, руководствуясь партийной дисциплиной. Как-то неудобно было сказать: «Не хочешь ли повоевать?» Человек прячется за свою номенклатурную бронь, за свою болезнь, за жену и ребенка», а первая жена между тем из Ярославля «забрасывала письмами и жалобами» (Война на Севере. Ч. 2, гл. 14 // НА РК.Ф. Р-3435. Оп. 2. Д. 188. Л. 204–206, 208–209; Д. 198. Л. 12 об. – 13). Все эти фразы датированы апрелем 1963 г. – июнем 1964 г.
Еще более хлесткими выражениями Куприянов обвинял Андропова в «природной трусости»,
Конечно, в значительной степени подобные оценки были обусловлены жестокой обидой человека, репрессированного по «ленинградскому делу» и томившегося в тюрьмах и лагерях в 1950–1956 гг. Куприянов утверждал, что после его ареста «некоторые из подпольщиков были арестованы, некоторые сняты с работы по инициативе Ю.В. Андропова». Одновременно он резко оценивал позицию Г.М. Маленкова, который являлся, по мнению Куприянова, виновником отклонения представления карельского руководства к награде партизан и подпольщиков осенью 1944 г., после чего последовали обвинения в адрес Куприянова и Власова в связи с «политической близорукостью» в отношении деятельности подпольщиков в годы войны (там же. Д. 198. Л. 17 об.; Д. 244. Л. 58 об.). По свидетельству писателя-документалиста О.Н. Тихонова, записавшего исповедь Куприянова, чувство обиды стало причиной состояния, в котором «Куприянов был весь кричащая болезненная правда» (Тихонов, 1990: 396). Это была не месть, а именно чувство обиды (там же: 408). Маленков получил характеристику как человек «ограниченный, но чересчур самодовольный», «политически неграмотный» (там же: 402). При этом в Куприянове была отмечена характерная особенность: «неизживающая в оскорбленном человеке потребность в любых ситуациях своего прошлого избирать вариант наиболее благополучный» (там же: 393).
Следует отметить, что сохранились совершенно другие свидетельства и оценки Г.Н. Куприянова в отношении Ю.В. Андропова, причем противоположные изложенному. Они датированы десятилетием позднее: «Я очень уважал [в одном из рукописных вариантов написано – «любил» – Ю.В.] Юрия Владимировича. С ним было легко работать, приятно беседовать. В любом большом и малом деле он находил что-то новое, всегда вносил живую струю в проведение любого мероприятия. Его любили не только комсомольцы, но и весь партийный актив. В конце 1943 года секретарь ЦК ВЛКСМ Н.А. Михайлов настоятельно просил меня отпустить Ю.В. Андропова – хотел рекомендовать его первым секретарем ЦК ЛКСМ Украины. Я категорически возражал. Наш спор разбирался на заседании Оргбюро ЦК ВКП(б). В резолюции записали: «Слушали просьбу т. Михайлова и письмо т. Куприянова о Ю.В. Андропове. Постановили: в просьбе т. Михайлова отказать, согласиться с мнением т. Куприянова и оставить Ю.В. Андропова на работе в Карело-Финской ССР» (О комсомоле // НА РК. Ф. Р-3435. Оп. 2. Д. 199. Л. 8–8 об., 9; Записки партийного работника // Ф. Р-3435. Оп. 1. Д. 116. Л. 450–451). Впервые эти слова появились в книге Г.Н. Куприянова «От Баренцева моря до Ладоги», изданной Лениздатом в 1972 г. (Куприянов, 1972: 243–244), а затем в рукописных материалах в архивном фонде (1974–1977 гг.).
В архивных документах славословие в адрес Андропова дополнилось многими фразами. В одном случае Куприянов написал: «Опыт Андропова пригодился в работе в качестве председателя КГБ» (НА РК.Ф. Р-3435. Оп. 1. Д. 116. Л. 451). В другом случае: «Юрий Владимирович значительно вырос за годы войны, обогатился опытом. В 1950 г. окончил университет и получил диплом о высшем образовании. Опыт руководящей комсомольской и партийной работы в годы войны – в его теперешней большой государственной работе» (там же. Оп. 2. Д. 199. Л. 10–11). В данном случае Геннадий Николаевич присочинил по поводу окончания университета, хотя мог и не знать о том, что Андропов не успел закончить историческое отделение Карело-Финского государственного университета: в 1951 г. он отчислился с 4-го курса в связи с переводом в Москву на работу в ЦК ВКП(б).
Метаморфозы в оценочных суждениях Куприянова можно объяснить следующим. Вполне вероятна версия о том, что мнение Куприянова могло измениться после того, как председатель КГБ СССР Ю.В. Андропов решил вопрос о публикации его книги в Ленинграде, а затем в 1975 г. в Петрозаводске в издательстве «Карелия» увидела свет другая книга Куприянова «За линией Карельского фронта» (в 1979 г. там же вышло второе ее издание, дополненное). Трудно представить, что ленинградские и петрозаводские издатели по собственной инициативе решились опубликовать рукописи Куприянова. Дело не в том, что тексты нуждались в серьезной редакторской обработке. Хотя Г.Н. Куприянов был реабилитирован и восстановлен в партии, отношения со многими партийными, государственными, военными руководителями, а также издателями у него были непоправимо испорчены: слишком нелестные персональные характеристики он раздал очень многим деятелям. Примечательно, что в мемуарах бывших руководителей Карельского фронта – командующего маршала К.А. Мерецкова и начальника политуправления фронта генерал-лейтенанта К.Ф. Калашникова – нет даже упоминания имени Куприянова (а ведь он был членом Военного совета фронта, генерал-майором). В воспоминаниях бывшего председателя правительства Карелии П.С. Прокконена Куприянов лишь назван в следующей формулировке: «Как известно, первым секретарем ЦК КП Карело-Финской ССР был в то время Г.Н. Куприянов. Возглавляя работу ЦК Компартии, он одновременно являлся членом Военного совета Карельского фронта» (Прокконен, 2010: 114).