Юрий Долгорукий
Шрифт:
Разные они были - и обличьем, и повадками, и голосами, - и казалось, надолго отчуждёнными взаимной враждой, но говорили на съезде удивительно единодушно. Видно, дошло-таки до владетелей Русской земли, что одноконечно пригнуть супротивников оружием никому не под силу, а вред собственным княжествам от усобной войны немалый. Потому речи князей как бы складывались в одну большую речь, где каждый дополнял других, а не спорил.
«Братия, ведаете и видите, какое настроение в Русской земле между нами, внуками Ярослава! О землях и градах спорим, сами оружием управу чиним, разоряя княжества, а к старшим за советом не обращаемся...» (так великий
«Половцы, видя такое настроение, наипаче радуются и, нападая всюду, земли наши разоряют, людей побивают и в полон отводят, отчего уже многие места запустели. Соединим же, братия, дружины наши для побития поганых!» (это Владимир Мономах страстно возгласил, и одобрили его князья).
«Сознаемся, братия, что, не имея прежних доходов из-за земельного запустения, хотим отнятием у своей же братии имение себе присовокупить, но почасту и своё теряем в усобице. Разумно ли сие?»
«Дед наш, великий князь Ярослав Мудрый, уже всех вотчинами наделил, по городам расставил. Много ли корысти мы приобрели от переделов? Только урон себе и братии своей...»
«Порешим так, братия: кто взял неправдой против Ярославова раздела, тот возвратить должен, чтобы каждый доволен был и жил по правде...»
«Против общего неприятеля должны мы согласными быть, пределы каждого оборонять совокупным войском, чтобы разорения Русской земли не допустить...»
«Коли все согласны, братия, тако приговорим: каждому отческим своим владеть, как уложил великий князь Ярослав Мудрый, а в чужие владения не вступаться...»
«В отчине своей каждый может по хотенью своему разделы учинять с младшей братией, сыновьями и сыновцами, а другим князьям до тех разделов дела нет...»
«А кто на кого из князей восстанет неправдой, на того подняться всем единодушно, чтобы обиженный был оборонён, а обидитель усмирён...»
Последнее слово, конечно же, за великим князем:
– На том всем Крест целовать нам, братия!
Согласившись в главном, без споров положили так:
Святополку с сыновьями, яко сыну и внукам Изяславовым — Туров, Слуцк, Пинск и все города по оной стороне Припяти, а яко великому князю - Киев со всей областию; Новгород Великий к Киеву же; Святославлевым сынам - Олегу, Давиду и Ярославу - волости отца своего: Чернигов с Северою, Муром, Рязань и Тмутаракань; Владимиру Мономаху с сыновьями все волости отца его Всеволода: Переяславль, Смоленск, Ростов, Суздаль...
Определили отчины и другим князьям, сыновьям и внукам князей Владимира и Юрия, которые тоже были Ярославичами, но в больших князьях не хаживали. Тут и вовсе спорить было не о чем — что дадут, тому и рады.
Не всё понравилось Мономаху в совокупном княжеском разделе Руси. Слишком много волостей и городов осталось за Гориславичами. Новгород Великий, где сидел князем старший сын Мономаха, Мстислав, притянули к Киеву, хотя о том, чтобы свести Мстислава Владимировича с Новгорода, речи пока не было. Но это - пока...
Своего неудовольствия Мономах не посчитал нужным скрывать - чувствовал свою силу. Нахмурился, кулаки перед собой на столешнице сжал.
Гориславичи покосились на него с опаской.
Великий князь Святополк Изяславич заметил неладное, спросил:
– Аль не так что, брат мой любимый?
– Точно бы всё так...
– с сомнением в голосе ответствовал Мономах и добавил: - Другое меня заботит. Младший сын мой Юрий в Ростове на княженье сел. Младень ещё, а Ростов далеко,
Гориславичи согласно закивали головами. А кроме них - кто бы стал спорить? Единодушно приговорили: навечно владеть князю Юрию и потомству его Ростовской землёй как отчиной.
Не поняли гордые южнорусские князья, что приговором своим заложили законную основу будущей Руси Великой, которая начала подниматься мощно и стремительно, затмевая Русь Киевскую.
Но это уже будет повествование не о княжиче Юрии, а о князе Юрии Владимировиче, два прозвища которого остались в народной памяти: Долгорукий и Градостроитель.
Глава первая
«ДА НУ ВАС ВСЕХ!»
1
Если бы князя Юрия спросили, какими были эти годы, он бы затруднился ответом. Для кого-то годы были добрыми, а для кого и худыми, страдательными. Всё предопределено Промыслом Божьим и людским несовершенным разумом.
Для великого киевского князя Святополка Изяславича годы были беспокойными и стыдными. Не приведи Господи такие годы переживать!
Но беды князь Святополк сам на себя накликал.
Казалось бы, после славного Любечского докончания утишилась Русь, княжеская братия с общего согласия расселась по своим отчинам и дединам, и не было больше причины для усобицы: каждый держал вотчину свою. Многие поверили в наступивший мир. Многие, но не великий князь Святополк.
Святополк подозрительно приглядывался к братии, держал уши открытыми для любого зла. От любого ждал худа — и дождался. Тихим бесом подкрался к великому князю Давид Игоревич, алчный и лукавый владетель Владимира-Волынского. Нашептал, будто Владимир Мономах и Василько Теребовльский злоумышляют против великого князя.
Навету на Мономаха великий князь то ли поверил, то ли нет - неведомо. Может, и поверил, но побоялся тронуть сильного князя. А вот Василька решил выдать головой Давиду Игоревичу. Не сообразил Святополк, что не о великокняжеской пользе радеет Давид, но токмо о приобретении новых вотчин. Град Васильков - Теребовль - лакомый кусок, давно зарились на него Волынские князья.
Давно подозрителен был Святополку теребовльский князь: больно уж дерзкий! То в единачестве с половцами воюет Василько Польшу, то самочинно зовёт к себе давних киевских служебников, чёрных клобуков, - для польского похода же, то замышляет идти ратью за Дунай-реку, чтобы вывести дунайских болгар в свои владения и тем самым возвыситься над другими князьями, то объявит вдруг громогласно, что займёт большими полками землю Половецкую, и либо великую славу себе найдёт, либо сложит голову за Веру Православную и Святую Русь. И всё в обход великого князя, в обход. Одно беспокойство от такого неистового воителя. Беспокойства же Святополк старался избегать. Давно замышлял, как укротить дерзкого теребовльского князишку. Тут же представился случай избавиться от Василька чужими руками: Давид Игоревич злобой исходит, зубами скрипит от ненависти. Пусть злодейничает, а он, великий князь, в стороне...