Юрка Гусь
Шрифт:
— Ладно, скупнемся, — кивнул Юрка.
Петух с ребятами ушел.
Жорка сначала побежал за ними, потом подумал и все-таки вернулся.
— А как же блюдо? — спросил он. — Мне мамка житья не даст…
— Катись, — посоветовал Юрка. — А то…
Жорка послушался и ушел.
Колька Звездочкин проводил Юрку до калитки, сунул на прощанье руку.
— Отдал я ему… — сказал он.
— Что отдал? — не понял Юрка.
— Да деньги, — сказал Колька. — Поезд тронулся. Я побежал и отдал… Раненые ведь. Воевали.
Юрка широко улыбнулся и подтолкнул Кольку плечом.
— И не жалко?
— Жалко, —
ТУЧА И СОЛНЦЕ
На другой день с утра ударил дождь. Небо над вокзалом потемнело. Солнце зарылось в облака. Ветер вырвался из-за леса и стал раскачивать сосны. Сначала осторожно, потом все сильнее. Бедные сосны скрипели, склоняя свои макушки. Ветер трепал ветви, отдирал кору. С деревьев сыпались иглы, падали сухие прошлогодние шишки.
Облака стремительно пролетали над крышей вокзала. Туча закрыла полнеба. Последний солнечный луч, прорубив окно в синем боку тучи, исчез. На какой-то миг стало сумрачно и тихо. Но вот туча неровно, зигзагом треснула, осветив землю ярким голубоватым пламенем. Близкий громовой раскат оглушил поселок.
Юрка и Стасик сидели на крыльце. Их обоих тянуло уйти в избу, но никто первый не хотел подниматься. Бабка Василиса вышла на крыльцо, глянула на почерневшее небо, притихшее перед новым грозовым ударом, перекрестилась, пробормотав:
— Господи помилуй, экая страсть… А вы чего тут сидите? — спросила она. — В избу!
Юрка посмотрел на Стасика и сказал:
— Идем, тут крыша дырявая — замочит.
В избе было гораздо темнее, чем на улице. Бабка закрыла окно, набросила платок на зеркало, укутала медный самовар полотенцем. Ребята примостились на подоконнике. Они молча ждали новой вспышки. Молния сверкнула над водонапорной башней. Конец изломанной стрелы воткнулся в куриную лапу громоотвода. И темный бок башни, в том месте, где висел толстый плетеный провод, озарился желто-голубоватым пламенем. Это молния по громоотводу ушла в землю. Громыхнуло так, будто на крыше разорвалась фугаска. Дом вздрогнул, окно с треском распахнулось. Влажный грозовой ветер ворвался в избу, сорвал с самовара полотенце. При каждой новой вспышке круглый бок самовара зловеще сиял.
— Затвори окно, — сказала бабка. Она прилегла на кровать. Юрка обеими руками пытался удержать створки, но они, словно живые, вырывались, больно стукали по пальцам. А когда поймал, не хватило сил закрыть. Ветер толкал Юрку в лицо, заткнул нос и рот. Лишь вдвоем со Стасиком им удалось закрыть окно.
Тут же наступило короткое затишье, и первые крупные капли хлестнули в стекла. Они барабанили все сильнее. Старый бабкин дом наполнился звенящим шумом. Крыша шуршала, парадное крыльцо весело гудело. Из окна видно было, как на свежевымытых досках пляшут маленькие фонтанчики. Капустные кочны, раскрыв широкие листья, ловили капли. Укроп спрятался под кружевными зонтиками. Но зонтики, словно решето, пропускали воду, и укроп вздрагивал под дождем, будто от холода. Шершавые огуречные листья дрожали непрерывно. Один лук гордо стоял под дождем.
Дождь кончился неожиданно. Был дождь —
Юрка вдруг отпрянул от окна: мимо дома шла Маргаритка. Она шла медленно. В коротком розовом сарафане и прозрачном платке, из-под которого торчала толстая коса. Длинные Маргариткины ноги были до колен забрызганы грязью. Видно, по лужам бегала. Интересно, куда это она собралась? На речку? Но почему тогда по этой дороге? Ведь от ее дома ближе…
— Ритка куда-то пошла, — сказал Стасик.
— Где? — равнодушно спросил Гусь.
— Вон по той дороге.
— А-а… — сказал Юрка.
— На речку, наверное, — сказал Стасик. — У нее в руке полотенце.
— Вода там сейчас… кипяток.
— Смотрит на ваши окна, — сказал Стасик. — Крикнуть ей, что ты дома?
— С какой стати? — пожал плечами Юрка. — Я с девчонками не вожжаюсь… Она мне книжки дает.
— Интересные?
— Ничего…
— Хочешь, я крикну?
— Ну чего ты пристал? — рассердился Юрка. — Нужна она мне.
Маргаритка перебросила косу из-за спины на грудь, гордо тряхнула головой и исчезла за больничным забором.
— Специально крюк сделала, чтобы ты увидел, — сказал Стасик. — Нехорошо. Надо бы позвать.
Гусь ничего не ответил. Он и сам понял, что Маргаритка не просто так прошла мимо дома. Юрке захотелось вскочить и помчаться вслед за ней. Но неудобно было перед Стасиком.
— Я люблю купаться после дождя. А ты? — выручил Стасик.
— Хорошо бы с Диком на речку, — сказал Гусь и вздохнул, вспомнив тот счастливый день, когда он, Дик и Рита купались.
— Когда будут пускать к нему? — спросил Стасик.
— Когда курс дрессировки пройдет. Пошли…
В сенях они столкнулись с почтальоном тетей Верой.
— Бабушка дома, — на ходу сказал Юрка, выбегая на крыльцо.
— Погоди, — остановила тетя Вера. — Тебе бандероль.
— Мне?! — опешил Гусь. — От кого?
— Не знаю, — сказала тетя Вера. — Написано: Юрию Гусю. — Она посмотрела на Юрку и спросила: — Это твоя фамилия или прозвище?
— Давай… эту бандероль, — сказал Юрка.
— Распишись вот тут, — показала тетя Вера. — Не слыхала я такой фамилии…
— Еще и почище бывают, — с досадой сказал Юрка.
Тетя Вера достала из большой черной сумки пакет, обернутый в грубую серую бумагу.
— Тяжелая бандероль, — сказала она. — Как кирпич.
— А мне… тете моей не было письма? — спросил Стасик.
— От отца? — улыбнулась тетя Вера. — Было целых два.
— Юр, я домой! — сорвался с места Стасик. — Пойдешь на речку — заскочи. Ладно? — И, считая голыми пятками ступеньки, умчался по свежим лужам домой.
— Ишь взвился! — засмеялась тетя Вера. — Оно и понятно — отец! — Она топталась на крыльце, медля уходить. Ей хотелось узнать, что прислали мальчишке. Но Юрка не торопился разворачивать бандероль. И почтальон, сердито захлопнув сумку, ушла. Гусь зубами развязал бечевку, медленно развернул бумагу и разочарованно присвистнул: в бандероли оказались учебники. Сверху лежала новенькая география. Он раскрыл обложку и на пакете с картами увидел письмо.