Юрова гора
Шрифт:
Отец категорически отказывал сыну. Но как-то раз, подумав, что уступка освободит его от докучливости подростка, разрешил... Перед тем как выпустить отряд, староста вызвал Жибинтея.
— В который раз выходишь за пределы замка? — спросил он молодого десятника.
— В третий, ваша милость, — ответил Жибинтей.
— Каков твой план?
— Пройти до подножия старого городища. Потом подняться на горку. Поведать, чем нехристи занимаются.
— А если встретите дозор?
Готовый к такому вопросу, десятник ответил:
— В схватку вступать не станем, ваша милость, повернем обратно.
Ответ
— На этот раз с тобой поедет мой сын. Присмотри за ним, — вдруг скатившийся до хрипоты голос выдал его тревогу. — Мальчик давно просится. Я не в силах больше отказывать... Не позволяй ему отдаляться. Прокша знает свою заботу, но ты, как голова всему, должен быть особенно бдителен.
— Будьте покойны, ваша милость, — ответил Жибинтей. — Ни на шаг не отойду от паныча.
— Не как господин, а как отец прошу, — пропустив мимо ушей ответ десятника, добавил пан Петр.
— Понимаю, ваша милость.
Известие о том, что отец разрешил ему сопровождать выездной отряд, несказанно обрадовало молодого дружинника. Первым делом пан Юрий поделился новостью с сестрой. Она пришла в восторг — возможность сопровождать отряд смельчаков рисовала брата в глазах девочки настоящим героем...
Чтобы показать значимость дела, в котором ему предстояло участвовать, пан Юрий, подражая старым воинам, сел точить сабельку. Когда с этим было покончено, он взялся за арбалет: смазал металлические части жиром.
Тем временем пан Петр распорядился, чтобы сыну подали его белую кобылу. То была хоть и старая, но спокойная лошадь. Лично проверил подпругу. В этот день, казалось, все благоприятствовало удаче. Даже ясная погода. Тем не менее на душе старосты было тревожно. А когда воины стали покидать замок, он и вовсе пожалел, что отпустил сына.
Угадав, что отец волнуется, пан Юрий, оказавшись на предзамковой площади, оглянулся и сделал ему отмашку — как бы сказал, что понимает меру опасности приключения и намерен быть предельно осторожным...
Сценарий этого выезда должен был в точности повторить все предыдущие. Предусмотрительный Жибинтей выслал двух верховых вперед. Объехав покрытую сажей Костельную площадь, отряд стал взбираться на горку. Осуществив восхождение, всадники остановились на вершине и, не сговариваясь, сделали несколько приветственных взмахов в сторону замка. Этот знак должен был успокоить осажденных, ибо говорил о том, что татар поблизости нет. Сейчас же с башни подали ответный знак, который оповестил о том, что и на противоположной стороне города тоже все спокойно.
Всадники двинулись дальше...
Через четверть часа пан Юрий был удивлен и раздосадован тем, что, проехав достаточное расстояние, он и его друзья так и не встретили татар. Горячее сердце желало стучать с волнением. Подростку хотелось интриги, чтобы потом, вернувшись, он мог о чем-то рассказать.
Может быть, угадав это разочарование, Жибинтей изменил намеченный план и направил отряд туда, где, как было известно, располагался татарский стан. И тут случилось непредвиденное... Неожиданно в тридцати шагах от наших искателей приключений,
Татары были в рыжих полушубках шерстью наружу. Из-за плеч у них торчали колчаны и черные луки, а на боку у каждого висела палица с конской челюстью. Но особенно удивило паныча выражение лиц вражеских всадников. Глаза их, казалось, вываливались из орбит. Было ясно, что в эти минуты татары испытывают те же чувства, что и дружинники, — удивление и страх. Лошади и тех, и других тоже таращили глаза, настороженно тянули морды — принюхивались к тем, кто так неожиданно предстал перед ними...
Еще мгновение — и могла бы начаться схватка. Но тут на холме появились еще две дюжины татарских всадников... Угадав, что силы неравны, Жибинтей вскинул руку и что есть мочи крикнул:
— Уходим! За мной!
И первый развернул коня, да так, что бедняга взвился на дыбы. Пан Юрий тоже развернул лошадь. Белая кобыла, не ожидавшая такого проворства от седока, оглянулась и с места понесла в галоп, стала отбрыкивать, выражая явное недовольство. За сыном старосты поскакали остальные участники вылазки.
Татары наконец опомнились, дико заорали, затем бросились вслед за отступающими. Без седел, держась за круп лошади одними ногами, они на полном скаку привычным движением, словно находились на земле, поснимали с плеч луки, достали из колчанов по стреле и, не метясь, пустили их в сторону отступавших целым облаком. Сей залп был больше для устрашения, эффекта он не имел, так как расстояние между враждующими за короткое время увеличилось до сотни шагов... Не желая продолжать бессмысленную погоню, татары вскоре остановились и, развернувшись, двинулись к горке.
Отряд замковых ураганом пронесся через костельную площадь и, не задерживаясь, свернул к башне. Жибинтей позволил своим остановиться лишь у ворот. Сначала он пропустил подчиненных и только потом въехал сам... Прогулка, подарившая ее участникам столько эмоций, наконец закончилась.
Весь вечер пан Юрий делился впечатлениями. Еще бы! Ведь он видел нехристей в каких-то тридцати шагах!
— Какие они? — спрашивали люди мальчика.
— Страшные, — уверенно отвечал тот. — С глазами, как у коршуна.
Пана Петра огорчил его рассказ. Но он постарался скрыть свои чувства. И все же поздно вечером вызвал Жибинтея.
— Это была большая неосторожность с твоей стороны, — заметил он, когда десятник рассказал ему о том, что произошло. — Даже оплошность. Оплошность, которая могла стоить дорого...
Предчувствие подсказывало пану Петру, что татары следят за вылазками замковых и строят ловушку. Доказательств тому не было. И все же староста подумывал о том, чтобы запретить выходы из замка... Правда, вместе с тревогой сердце его волновалось и совершенно противоположным чувством — чувством удовлетворения. Он видел, как был доволен его мальчик. Вдобавок он признавал, что дружинникам следует учиться воинскому искусству... И тем не менее в этот вечер, прежде чем отпустить Жибинтея, он еще раз пожурил его за неосторожность.