Юстиниан Великий : Император и его век
Шрифт:
Вокруг Ипатия тотчас собрался сенат. Образовалось вполне легитимное правительство. Сенаторами руководил Ориген из партии венетов. Он был в числе зачинщиков мятежа. Стали советоваться, что делать дальше. В руках повстанцев после шести дней боев находился почти весь город. Юстиниан с остатками верных войск прятался в Священном Палатии. Многие бунтовщики полагали, что следует идти на штурм дворца. Однако Ориген предостерегал от поспешных действий. Он обратился с речью к народу, предложив выбрать в качестве резиденции какой-нибудь дворец и вести оттуда борьбу с Юстинианом, пока тот не сдастся. Но константинопольский «майдан» не послушал умного сенатора. Наэлектризованная толпа хотела действовать немедленно. Лидеры цирковых партий боялись, что народ остынет,
6. РЕЗНЯ НА ИППОДРОМЕ
В Священном Палатии совещались о том, что делать дальше: остаться в городе или обратиться в бегство на кораблях. Голоса разделились. Сам Юстиниан колебался. И тут на сцену вышла базилисса Феодора. Она произнесла знаменитый монолог, приведенный Прокопием.
Его цитировали многие авторы начиная с Шарля Диля и заканчивая современными историками.
Феодора сказала следующее:
— Теперь, я думаю, не время рассуждать, пристойно ли женщине проявить смелость перед мужчинами и выступить перед оробевшими с юношеской отвагой. Тем, у кого дела находятся в величайшей опасности, не остается ничего другого, как только устроить их лучшим образом. По-моему, бегство, даже если когда-либо н приносило спасение, и, возможно, принесет его сейчас, недостойно. Тому, кто появился на свет, нельзя не умереть, но тому, кто однажды царствовал, быть беглецом невыносимо. Да не лишиться мне этой порфиры, да не дожить до того дня, когда встречные не назовут меня госпожой! Если ты желаешь спасти себя бегством, базилевс, это не трудно. У нас много денег, и море рядом, и суда есть. Но смотри, чтобы тебе, спасшемуся, не пришлось предпочесть смерть спасению. Мне же нравится древнее изречение, что царская власть — прекрасный саван.
Сказано красиво, сильно, со вкусом. Это была хорошо составленная и ясно изложенная программа действий.
Речь императрицы воодушевила присутствующих. Юстиниан принял решение остаться во дворце и сражаться до последнего. Однако по городу прошел слух, что базилевс и его супруга бежали не то во Фракию, не то в Малую Азию. Этот слух распространили намеренно, чтобы дезориентировать организаторов мятежа.
Юстиниан окончательно понял, что может полагаться лишь на отряды наемников да на горстку телохранителей. «Государев немец» Мунд был ему верен. Можно положиться и на Велисария: он был готов сражаться хоть со всем сенатом за интересы Юстиниана. От этих людей зависело спасение огромной империи.
Повстанцы продолжали наступление. Ипатия поволокли с форума Константина на ипподром. Для обретения полноты власти требовалась, по тогдашним представлениям, не только коронация. Нужно было завладеть местом на кафизме. Ипатия чествовали в цирке, повстанцы произносили пламенные речи, на ипподром сбегалось всё больше народу…Бездарный вождь и его соратники теряли драгоценное время. Промедлением противника воспользовались верные Юстиниану полководцы.
Базилевс придумал великолепный план по уничтожению восставших. Этот план сочетал подкуп и вооруженное нападение, войну и Дипломатию. В чем же он состоял и как реализовался?
Пока народ митинговал, верные Юстиниану войска окружили ипподром. Мунд должен был атаковать повстанцев извне, явившись в цирк. С тыла, на западных трибунах, действовал правительственный отряд евнуха Нарсеса. Этот умный и талантливый армянин был безусловно предан Юстиниану. Нарсес обладал многими способностями. В числе прочих — талантами полководца и дипломата. В этот день он должен был проявить как военное, так и дипломатическое искусство. Шпионы Юстиниана работали не покладая рук и договорились с частью мятежников. Нарсесу дали денег. Он должен был купить повстанческих командиров. Ну а тех, кто на сделку не шел, — безжалостно перебить.
Что касается Велисария, то ему поставили наиболее ответственную задачу. Он двинулся на врага внутренними коридорами из самого Священного Палатия, который примыкал к кафизме. Полководец должен был пройти
Велисарий прямо направился к Ипатию. Когда же он оказался возле ближайшего строения, где помещается дворцовая стража, то стал кричать солдатам-охранникам, чтобы открыли ворота. Охранники заперлись, делая вид, что не слышат. Еще одно армейское подразделение вышло из-под контроля.
Велисарий был в отчаянии. Всё пропало. С немногими телохранителями он вернулся к Юстиниану и доложил, что воины вышли из повиновения. «Даже солдаты, которые несут охрану дворца, думают о перевороте», — нагнетал страсти Велисарий.
Но Юстиниан полностью овладел собой. Коль скоро решено остаться, он будет продолжать борьбу до смерти или до победы. Феодора была того же мнения. Этого хватило, чтобы сплотить остатки правительства и перейти в наступление против мятежников.
Император изменил первоначальный план. Он отправил Велисария с его отрядом к Халке. Так назывался один из входов в Священный Палатий с медной крышей («халкас» — «медь» в переводе с греческого). Оттуда вела другая дорога на кафизму. Следовательно, открылась новая возможность для ареста Ипатия.
С трудом, пробираясь через развалины и полуобгоревшие здания, Велисарий добрался до ипподрома. «Когда он оказался возле портика венетов, расположенного по правую руку от трона базилевса, он сначала вознамерился напасть на самого Ипатия, — вспоминает Кесариец, — но поскольку там имеется небольшая дверь, которая была заперта и охранялась изнутри воинами Ипатия, он устрашился». В давке могли перебить всех его воинов. Тогда Велисарий самовольно изменил план. «Подумав, он решил, что ему следует обрушиться на народ, который стоял на ипподроме — бесчисленное скопление людей, столпившихся в полном беспорядке, — сообщает Прокопий. — Обнажив меч и приказав сделать то же самое другим, он с криком устремился на них». Возникла паника. Толпа, увидев одетых в латы воинов, обратилась в бегство.
Поблизости находился Мунд, «человек смелый и энергичный», как пишет о нем Кесариец. Догадавшись по крикам, что Велисарий действует, он устремился на ипподром через вход, который называется Некра (Мертвый). Через эти двери вытаскивали мертвых животных и возниц после соревнований.
На западных трибунах, в тылу повстанцев, действовал евнух Нарсес со своими людьми. Описание его подвигов оставил нам Феофан Исповедник.
«Постельничий Нарсес вышел и роздал некоторым из Голубых деньги, и тем привлек их к себе: они принялись кричать: “Юстиниан Август, ты победил! Господи, спаси царя Юстиниана и царицу Феодору!” Толпы народа тотчас распались на две части и устремились друг против друга. Придворные, вышедши с своими телохранителями, переманили к себе еще кое-кого из народа и поспешили на ристалище. Нарсес вошел в ворота, сын Мунда со стороны рубежного столпа, другие тропинкой, по которой царь ходит на седалище, устроенное для него на самом краю, и принялись поражать народ стрелами и мечами, так что никто ни из Голубых, ни из Зеленых не мог уцелеть на ристалище».
Ясно, что атака Нарсеса была одной из самых важных. Но для Прокопия ее словно не существует. Для него главное направление удара — то, где находится его работодатель Велисарий.
Бойня продолжалась. Все ворота цирка оказались заняты войсками Юстиниана. Правительственные отряды входили на ипподром и участвовали в избиении граждан.
Настал черед антибазилевса. Прокопий пишет, что «Велизарий с меченосцами, взбежавши на место, где заседает царь, схватил Ипатия и привел к Юстиниану, который и отдал его под стражу». Феофан излагает эту сцену несколько иначе. По его мнению, арест Ипатия — заслуга родственников Юстиниана, которые тоже принимали участие в бойне на ипподроме. «Когда исход дела стал ясен и перебито было уже множество народа, — говорит Феофан, — двоюродные братья Юстиниана, Вораид и Юст, поскольку никто уже не отважился поднять на них руку, стащили Ипатия с трона и, отведя его вместе с Помпеем, передали василевсу».