Ювелир. Тень Серафима
Шрифт:
– Мы понимаем, что интересы клиента - дело святое, - холодно согласился Кристофер, хотя тон его весьма красноречиво говорил об обратном.
– Но не спеши отказываться от сотрудничества, Себастьян. Лорда Эдварда интересует только самый последний заказ, исполненный не далее двух дней назад. Кто заказал тебе черный турмалин? Достаточно ответить на один-единственный вопрос, и мы щедро вознаградим тебя. Не торопись. Подумай. Ты знаешь, от чьего имени я говорю. Стоит ли делать правителя Ледума своим врагом?
Ожидая реакции, Кристофер внимательно следил за собеседником. Отчего-то тому вовсе не хотелось
Тот самый Серафим.
Палец чуть заметно подрагивал на курке.
– Хорошо, - густо-зелёные глаза Себастьяна глядели безо всякого выражения: они были пусты. Они утягивали внутрь всё, чего касались, - как всякая пустота, стремясь к наполнению, - и как будто набирали свой странный цвет.
– Поскольку ответ никому не повредит, я отвечу. Черный турмалин не заказывали у меня последние восемь… пожалуй, даже девять месяцев. Камень этот широко распространен, но при этом прихотлив и капризен. Мало кто хочет с ним возиться.
Подумав, ленивым движением Кристофер отложил револьвер в сторону. Разговор протекал мирно, и он решил, что долго держать под прицелом собеседника, не проявляющего и намека на агрессию, довольно-таки глупо. Хотя иногда подобные скоропостижные выводы могли стоить жизни.
– В таком случае, - аристократ на минуту замолк, раскуривая длинную тонкую сигару, - милорд желает тебя нанять. Мы заплатим тысячу золотых, если сумеешь найти тот черный турмалин, который был заказан у кого-то из твоих коллег. В крайнем случае, выясни имя заказчика. Гонорар тот же, при условии, что факты будут предоставлены неоспоримые.
– Половину суммы сразу.
– Патрик выдаст деньги, - Кристофер глубоко затянулся, и отразившееся на лице удовольствие давало понять, что вовсе не табаком. Электрический свет усиливал благородные контрасты его внешности: черный оникс волос горел ярко и стыло, а кожа сияла, как бледное серебро.
– Но предупреждаю: срок исполнения заказа двадцать восемь дней. Это важно. Как только молодая луна родится вновь, наш договор потеряет силу. В этом случае задаток придется вернуть.
Он выжидающе посмотрел на гостя. Тот, однако, был невозмутим. И до ужаса прагматичен.
– За срочность я беру еще десять процентов сверху. Это устраивает?
Не прерывая затяжки, Кристофер без слов кивнул. Как известно, торговаться среди ювелиров не принято. Наёмник называет цену, заказчик соглашается, - либо отказывается и ищет другого специалиста. Всё просто.
– По рукам, - подвел итог Себастьян, хотя это было исключительно условное выражение - рук они не пожали.
– Теперь, когда мы достигли соглашения в главном, осталось лишь обсудить детали, - выдыхая сладковатый опиумный дымок, плавные линии губ сложились особым образом. Кристофер прикрыл глаза и, откинувшись на спинку стула, перекрестил на груди предплечья - расслабленно, даже вальяжно. Стереотипная светская поза, демонстрирующая обособленность
– Ты узнаешь всё, что необходимо.
– Это обнадеживает, - наёмник не спешил задавать вопросы. Стремясь извлечь из разговора как можно более полную информацию, он выдержал небольшую паузу, обдумывая только что принятое предложение, и взгляд его застыл. Прямота и неподвижность этого взгляда, нацеленного точно на собеседника, заставляли усомниться, что ювелир вообще замечает что-либо вокруг. Но это было обманчивое впечатление. На деле он охватывал картину целиком, фиксируя мельчайшие нюансы, впитывая частности, как губка.
А посмотреть здесь было на что.
Окружающая обстановка далеко выходила за установленные рамки, немногим отличаясь от театральных декораций. Эксперименты с цветом были на грани, - на самой грани. Себастьян неизменно обращал внимание на цвет, и не из одного пустого любопытства: этот выбор говорил о человеке больше, чем глаза или даже руки, которые можно было научить лгать. Здешние сочетания, без сомнений, ошеломили бы обывателя. Но стоило чуть приглядеться, чуть утрудить себя вниманием вместо привычно беглого, поверхностного обзора, и, образованная кажущимися противоречиями, открывалась внутренняя гармония.
Предпочтения хозяина сложно было назвать банальными. Заднюю стену кабинета оформили в плотном вишневом, от коего было совершенно невозможно оторвать глаз: цвет притягивал магнитом, зрительно углубляя и затемняя помещение. Три другие стены, выкрашенные в менее агрессивные серебристо-белые тона, перетекали друг в друга незаметно, исподволь, а затейливые геометрические рисунки проступали и пропадали на них в зависимости от угла зрения. Себастьян по достоинству оценил такое нестандартное - и такое смелое - решение. Рядом с белым, создававшим эффект раздвижения пространства, динамичный цвет вишни выглядел великолепно, приобретая не только насыщенность акцента, но и мягкость. В выступавших фоном поверхностях было что-то гипнотическое, причудливое: они казались собственными непрерывно меняющимися отражениями. И хотелось, и невозможно было уследить за этими изменениями. Словно бездна, они заставляли всматриваться в себя снова и снова, ища в замысловатом переплетении линий нечто неуловимо ускользающее.
Величественные - от пола до потолка - арочные окна нависали над жалкими смертными почти угрожающе, но со временем в них проступала изящность, не позволяющая чрезмерно утяжелить интерьер: многоцветные витражи искрами пронизывали мельчайшие блестки слюды. Недавно вошедший в моду монотонный паркет казался мрачным сгустком тьмы - в него можно было погрузиться, провалившись в саму преисподнюю, или, во всяком случае, разглядеть отсюда её кипящие смолы. Но на поверку выяснялось, что прямые световые лучи заставляют проявиться в черноте благородному красному пигменту. Такой иногда называют - цвет адского пламени, но Себастьян не очень-то любил подобные звучные метафоры.