Ювенилия Дюбуа
Шрифт:
Мерзкое чувство жалости к самому себе. Загнанный зверь, протканный острыми копьями безжалостных браконьеров. Вот кожа твоя горит, внутренности твои горят, и ты безумен, безумен! И не быть тебе больше. А затем, под общий шум — ты засыпаешь, не заметив своей последней фразы, своей последней мысли. Ты засыпаешь, и это похоже на смерть, на инсценировку. Репетируешь собственный уход, привыкая к чувству забвения. Но все равно никогда не получится разгадать, а тем более свыкнуться с мыслью о своём несуществовании.
Сейчас декабрь. Воздух здесь совсем стал ледяным. Он смешивается с северным ветром. Он пронзительный и беспощадный. Ему ничего не стоит проникнуть
Каждый год, вот уже на протяжении многих столетий, люди погружаются в темноту, ожидая далёкую весну с её многочисленными температурными плюсами и минусами неизвестных событий. Каждый год кажется, что холод никогда не закончится, что тело каждый день нужно прятать за многочисленным тряпьем, дрожа на улице имеющимся нутром с утра на пути от дома до работы, где глаза будут видеть сплошную темноту.
Когда твоя жизнь висит на волоске — всё меняется. Под этим «всё» я имею в виду отношение к вещам, мыслям, настроению. Уходит присущая дерзость и уверенность. Она заменяется сначала на страх, затем плавно перетекая в глубину и лирику. Из лексикона уходят бранные слова-паразиты, разве только blyat` может проскользнуть по языку вибрацией в критический момент; на секунду, в последнее мгновение существования деятельности мозга.
Боюсь, что и меня постигнет подобная участь, учитывая положение, в котором я нахожусь.
Спокойствие, которое мне ранее было не присуще, вдруг окутало тело и мысли. Ни это ли называется смирением? Или же, просветлением? Боль грядущего притупилась. Я чувствую себя гордым капитаном тонущего корабля без права на позорное бегство.
Воздух холодный. Очень быстро сбивается дыхание, приходится дышать через рот. Ноги наполнились свинцом. Колени пару раз задевают острые ветки, продирая себе дорогу кровью. Ступни балансируют на замёрзшей почве, усеянной камнями и мусором неблагодарных людей. Хочется упасть, но нельзя. Несмотря на то, что я ушел в самую глушь, ещё есть пара жилых домов.
Немного проковылять, уйти чуть дальше, а затем тело моё пробьет сильнейшая боль. Я получу ответ на свой главный вопрос и унесу его с собой в место, куда не добраться даже перелетным птицам.
Господи, как жаль, что ты фантазия наша. Человеческий великий вымысел — надежда. Я бы все отдал, чтобы в трудный час ты был со мною духом, а я, в свою очередь, отдал бы тело свое. Но сказки на то и сказки…
В голове каша. Я пытаюсь уцепиться за счастливые фрагменты своей маленькой жизни, стараясь сосредоточенно отыскать их в хаотичном потоке. Но понимаю, что на пороге своего несуществования, абсолютно каждая секунда стала в равной степени дорога мне вне зависимости от контекста. Вся моя жизнь преобразилась в дорогой, цельный изумруд, который я умудрился так скоротечно proebat`. До мерзкого последнего звоночка остаётся минут пять, может шесть. Я больше не смотрю на время, дабы увековечить мгновение своего осознания.
Без сил, весь в поту, продутый ветром до дрожи, я падаю навзничь на этом вонючем пустыре, чтобы вспомнить главное; понять: как я умудрился дойти до такого pizdeca?
Не каждый день случается носить на себе пояс с взрывчаткой и ждать собственной смерти.
1. Каникулы, бошки и рвота
Недели две-три назад Б. гонял в лес с какой-то малолеткой. Не знаю уж чем они там занимались, но по итогу Б.
На следующий день он пригнал с корешем на тачке, прихватив немного пластмассы. И да, Б., мать его, наполнил доверху два этих пакета. Неплохой улов. А где улов, там и всеобщее мракобесие.
Вчера мой контакт обновился долгожданным сообщением от Б. о завтрашней движухе. Замётано брат. У меня нет дел ни сегодня, ни завтра. Я за любой кипиш, так и знайте.
Утро в полдень застаёт меня неожиданно. Солнечные лучи превратили тело в сплошной пот. Я ворочаюсь на спине. Кряхтя, пытаюсь прийти в себя, напоминая себе беспомощного жука. Во рту пересохло. Нужно начать чистить зубы на ночь.
Сегодня вечер веселья. С кухни доносится треск раскалённой сковородки, на которой раскинулись две яичницы. Это мама готовит мне завтрак. Вяло желаю ей доброго утра, направляясь в ванную комнату. Какое все-таки блаженство в жаркую погоду принять холодный душ. Прохлада погружает грязное тело в сладкую истому, вдыхая в него жизнь и бодрость. Мои подмышки и гениталии заросли густыми волосами. В ближайшее время нужно бы подбриться, но пока нет особой нужды и мотивации.
После съедаю свою законную двойную яичницу с кофе. «Спасибо мам, было вкусно, посуду помою вечером». Через час она помоет её сама, понадобится мойка для готовки обеда. Интересно: сегодня будет курица с макаронами или говядина с гречкой? Одно из двух.
Наспех иду в зал. Телевизор, как и всегда, работает вхолостую. На экране мелькает блондиночка лет тридцати. Из динамиков доносится реклама платья, которое висит на теле ведущей сомнительным контуром. Чтоб ваши магазины на диване eblis`в sraku. Достаю свои потертые джинсы. Затем натягиваю просторную футболку и носки на добивку. Пару раз провожу расческой по коротким волосам. Нужно ненадолго выйти.
В ближайшем продуктовом покупаю пачку сигарет. Шмалю под навесом старого дерева, прячась в теньке от солнца. Хорошо. Хотя, если честно, ненавижу лето. Никакого комфорта. Очень раздражает постоянно потеющее лицо, которое покрывается рвотным жиром. А ещё потеет задница и ноги. Да всё тело словно в govne, будто и не мылся. Сколько уже лет упрашиваю купить домой кондиционер, но понимаете ли: «Сынок, отец читал мне статью, где говорится, что это вредное der’mo». Да. А потеть как свинья, жить в неудобстве, тратя свои нервные клетки, не вредно? Конечно, спасибо большое. Ладно, проехали.
Во дворе никого нет. Несколько сопляков на лазелках. Парочка бабуль на лавках. Походу все адекватны на работе. Мама-то у меня домохозяйка, может себе позволить, учитывая неплохую работу отца. В grebannom посёлке городского типа «хорошая работа» — редкость. Толковые ребята отсюда сваливают при любой удачной возможности. Уезжают в большие города там, и правильно делают. В подобных местах можно только разве доживать свой век, да старчиваться.
В соседнем доме, где живет Р., челики прям в падике на третьем этаже варят крокодила. В подъезде их часто можно встретить под нехилым кайфом. Постоянно валяются грязные ватки со шприцами на пару. Сосед-пожарник периодически их pizdit, но всё впустую. Всем плевать. Товарищам полицейским нет дела до каких-то малолеток, что ставятся ядовитым der’mom. Такие проблемы решаются сами. Торчки — зомби по определению. Другое дело, если один из таких vsratishei совершит грабеж там или spizdit мобилу у изюма. Тогда начинается вялое разбирательство, да и искать pizdyuka долго не приходится. Этот недогород слишком мал, чтобы в нём можно было раствориться.