Южане и северяне

Ли Хочхоль

— Не понимаю, как с таким настроем вы занимались организационной работой в партии. Вы же отгородились от других.

Мне показалось, что он делает вид, что смущается, но при этом лукаво улыбается. Я был неприятно удивлен таким неестественным поведением и, не отводя глаз, стал смотрел в одну точку. На западе медленно садилось солнце, а улицы по-прежнему были пустынны и безмолвны.

Ким Сокчо тихо заговорил:

— Я в партии всего-то чуть более года. Едва успел получить партбилет. Все члены нашей партячейки были работниками типографии. Мы были дружны и откровенны между собой. А вы говорите, что я отгородился от людей… У меня тоже есть к вам вопрос: почему вы

так интересуетесь моими отношениями с этим товарищем? Вы хотите, чтобы я относился к нему лучше? Это зависит не только от меня. И он в свою очередь должен сделать шаг мне навстречу. Однако думаю, что он этого не захочет. Не знаю почему. Так мне кажется. Кстати, и Каль Сынхван был таким же человеком. С первой нашей встречи мы уже не понимали друг друга. Человек должен быть откровенным, а он таким не был.

Я впервые слышал такую длинную речь из уст Ким Сокчо и был очень удивлен его неожиданным признанием. Кстати, из этого разговора я впервые узнал, что у Каль Сынхвана и Чо Сынгю было много общего, что они, оказывается, даже дружили. А я-то думал, что они разные люди. Впрочем, чуть раньше во время разговора с Чо Сынгю я и сам начал догадываться об их отношениях.

Когда я вернулся в дом, где наш отряд расположился на ночлег, там уже были Ким Докчин, Ян Гынсок и другие. Они громко о чем-то разговаривали. Чжасун с гневным видом вышел из комнаты Ёнбёнского Товарища и громко сказал:

— Никак нельзя проходить мимо этого безобразия! Надо официально ставить вопрос!

Товарищ из Ёнбёна, стоявший у дверного косяка, поддерживал его слова:

— Хоть я и беспартийный, но думаю, что каждый должен иметь собственное мнение, если будут рассматривать этот вопрос.

Из комнаты Ёнбёнского Товарища раздался голос Батата, хотя самого его не было видно. Он возмущался:

— Партячейка не справляется со своими обязанностями! Как иначе в течение двух дней создалась такая обстановка? Я, хоть и беспартийный, и то вижу!

Вслед за этим раздался голос Дядюшки из Косона:

— Он доставит нас до Ульчжина и передаст тамошней воинской части, сам сбежит в тыл, а мы попадем прямо в когтистые лапы смерти. И на этом вопрос будет закрыт. Как говорится, «пароход уже прошел по реке Тэдонган» [20] .

Среди возмущавшихся был и Ким Сокчо, но он никак не проявлял себя. Но Чжасун никак не мог успокоиться и продолжал:

— В любом случае нельзя оставлять это дело без внимания, иначе нас совесть замучит.

20

Корейская пословица, означающая, что никаких следов уже не осталось.

При этом он смотрел на меня, сидящего на полу, с некоторым удивлением, во взгляде его читалось явное неодобрение. Проходя мимо, он с иронией холодно упрекнул меня:

— Говорят, что под конец и вы принимали участие в той грязной пьянке…

Внезапно дверь в соседнюю большую комнату приоткрылась. И я увидел мертвецки пьяных Ким Докчина и Ян Гынсока. Они валялись на циновках, раскинув в стороны руки и ноги. Все замолчали, и в комнате установилась звенящая тишина. Вместе с тем в соседних комнатах солдаты продолжали о чем-то шушукаться. Обстановка по-прежнему была напряженной.

Зачинщиками всего этого дела были Но Чжасун и Ёнбёнский Товарищ. Последний, кстати, за какие-то несколько часов неузнаваемо изменился. Всегда улыбающийся веселый хулиган, теперь он превратился в серьезного, мрачного и задумчивого человека. Он делал вид, что не

замечает меня, порхал из одной комнаты в другую и в конце концов выскользнул на улицу в поисках сослуживцев.

И действительно, они говорили правильно. Если бы партийная организация как следует выполняла свои обязанности, доставка добровольцев до линии фронта осуществлялась бы иначе. Как иначе можно объяснить, почему из резервного батальона, в который входило пять совершенно неподготовленных взводов, сформировали непонятное подразделение — слишком большое, чтобы называться ротой, и слишком малочисленное, чтобы считаться батальоном? «Рота» состояла из пяти взводов, количеством по сорок человек в каждом. Это странное воинское подразделение из двух сотен новобранцев должно было следовать до Ульчжина. В связи с этой реорганизацией командира этой «роты» стали расплывчато называть просто «начальником».

Вся эта неразбериха была связана с отсутствием нормальной работы партячейки, в которой явно не было достаточного количества членов партии. Поэтому в течение десяти дней мы добирались до Ульчжина под началом бездарного капитана, который являлся главным руководителем подразделения. Разумеется, он был членом партии…

Каждая группа новобранцев выражала недовольство по-своему, переходя из одной комнаты в другую. Чо Сынгю, недавно сидевший рядом со мной на берегу моря, пришел в ярость, увидев в своей комнате валяющихся пьяными Ким Докчина и Ян Гынсока. Он никак не мог успокоиться и даже не стал входить в помещение. На берегу мне показалось, что Чо Сынгю — образованный и сдержанный человек. Теперь же он вел себя совсем иначе, почти не контролировал свои эмоции.

Мне стало неловко смотреть на него. Я незаметно прошел в свою комнату и прилег на циновку, которой был застелен пол. Конечно, мне было далеко не безразлично происходящее, но и вмешаться не было желания. К тому же я чувствовал усталость и решил чуть вздремнуть. Заснуть никак не получалось, хотя глаза мои были закрыты. Я сомневался в том, что член партии Но Чжасун не знал о происходящем в офицерских кругах. Я также был уверен, что всю эту кашу заварил невзрачный деревенский мужичок из Ёнбёна. Вот если бы это дело провернул член партии Пхунён, дядюшка из моей родной деревни, это еще можно как-то понять. Но этот человек! Смех, да и только! Какая-то бессмыслица…

В связи с этим мне вспомнились события, имевшие место в нашей деревне Хёнчжудон после освобождения страны 15 августа. В памяти хорошо сохранились те дни моей школьной учебы. Я вспомнил, как на уроках нам говорили, что нашим освобождением мы обязаны доблестной Красной Армии под руководством генералиссимуса Сталина. В те же дни на каждом перекрестке, на вокзалах, в государственных учреждениях, в школах и в других местах вывешивали портреты Сталина — человека с черными усами и узким лбом. Он был похож на руководителя казахской или грузинской цирковой группы или на какого-то иллюзиониста. Вместе с тем повсюду звучала песня патриотического содержания:

Выше знамя красное держи И клятву верности храни!

Простые слова этих песен легко доходили до простых людей. Кроме того, всюду красовались агитационные лозунги: «Кто не работает, тот не ест!», «Землю тому, кто ее обрабатывает!», «Да здравствует союз рабочих и крестьян!», а также плакаты, изображающие рабочего и колхозницу с серпом и молотом в руках, и многочисленные призывы, напечатанные на бумаге плохого качества.