Южная звезда

Верн Жюль Габриэль

— О, вы можете оставаться при вашем мнении, а я останусь при своем, — возразил Уоткинс.

Боясь, чтобы спор между собеседниками не принял угрожающего характера, мисс Алиса поспешила предложить молодому инженеру поужинать, на что тот очень охотно согласился.

Накрыли на стол, и непредвиденный ужин кончился для обоих молодых людей очень приятно: мистер Уоткинс, плотно покушав, выпил большое количество джина, причем Сиприен за компанию с ним тоже выпил, в свою очередь, стаканчик этого напитка. По своему обыкновению, Уоткинс вскоре же задремал, сидя в своем кресле, а Сиприен и Алиса могли поговорить.

Уже была полночь, когда Сиприен наконец решился пойти к себе домой, где его ждала целая пачка писем из Франции, тщательно собранных для него на его письменном столе Алисой.

В

первую минуту, как это всегда бывает с людьми, которые были долго в отсутствии, Сиприен не решался распечатать эти письма. Что если в них заключается весть о каком-нибудь несчастье?.. Живы ли и здоровы его отец, мать, маленькая сестра Жанна?.. Сколько перемен могло произойти за эти три месяца!..

Проглядев наконец все письма, Сиприен, к своей радости, убедился, что в них заключались только хорошие вести. Он вздохнул облегченно и продолжал читать их уже внимательно. Все дорогие ему люди были здоровы. Из министерства он получил большую похвалу за свою теорию об алмазовидных формациях; ему писали, кроме того, что он может продлить свое пребывание в Грикаланде еще на полгода, если найдет это нужным. Одним словом, все шло как нельзя лучше, и Сиприен заснул в эту ночь так спокойно, как давно уже не спал. Все утро следующего дня он посвятил посещению своих друзей. Первый визит его был к Томасу Стилу; оказалось, что участок, на котором работал ланкаширец, был очень хорош, и Томас Стил стал одним из богатейших диггеров на Вандергартовых россыпях, что не помешало, однако же, доброму Томасу встретить Сиприена Мере очень радушно. Сиприен условился с ним, что Бардик и Ли по-прежнему будут работать с ним вместе; молодой инженер хотел дать своим верным слугам возможность составить себе капиталец. Сам же он решил, по желанию Алисы, снова взяться за свои химические изыскания. Ни минуты не думая о том, что он мог бы воспользоваться громадной пещерой Тонаи, переполненной драгоценными каменьями, Сиприен принялся за подготовку второго опыта по образцу первого, имевшего такой блестящий результат, и целые дни проводил в своей лаборатории. У Сиприена была достаточно серьезная причина не терять энергии: с тех пор как мистер Уоткинс стал считать свой алмаз безвозвратно погибшим, он уже не возобновлял более разговора о браке с Алисой, и потому было очень вероятно, что если бы молодому инженеру посчастливилось сделать еще один алмаз огромной ценности, то Джон Уоткинс возвратился бы к своим прежним мыслям.

Построив новый аппарат, Сиприен заставил Бардика за отсутствием Матакита поддерживать в печи огонь, что тот исполнял с большим усердием. Пока длился опыт, Сиприен, не желая терять времени и предвидя, что он, может быть, будет вынужден скоро возвратиться в Европу, принялся за труд, намеченный в его программе, а именно за определение понижения почвы к северо-востоку равнины; он был того мнения, что понижение это могло служить для стока воды в ту отдаленную эпоху, когда происходило образование алмазной формации.

Развернув перед собой на столе план, Сиприен работал усидчиво над вычислениями уже несколько дней и, к своему удивлению, заметил, что цифры его не согласовывались с планом. Вскоре для него стало очевидно, что план был плохо ориентирован и в нем были ошибочно определены долготы и широты. Определив ровно в полдень долготу места посредством хронометра, поставленного по Парижской обсерватории, он окончательно убедился, что карта была составлена неправильно: север на этой карте, обозначенный стрелкой, в действительности приходился приблизительно на северо-западе, а потому все указания карты становились ошибочными.

«Теперь я понимаю, в чем тут дело! — воскликнул Сиприен про себя. — Ослы, составившие это образцовое произведение, просто не приняли во внимание отклонения магнитной стрелки! Оно здесь равно двадцати девяти градусам к западу! Хороши землемеры, нечего сказать! Впрочем, кто не ошибался!..»

Тем не менее у Сиприена не

было основания скрывать найденной им ошибки в плане, а также и той поправки, которую он счел нужным сделать для определения местности алмазных россыпей округа. Встретив в этот день на ферме Якоба Вандергарта, молодой инженер рассказал ему о своем открытии.

— Очень странно, — добавил он при этом, — что такая грубая геодезическая ошибка, испортившая все планы округа, могла пройти незамеченной. Теперь придется исправлять все карты здешнего края.

Старик гранилыцик с минуту смотрел на Сиприена с очень странным видом:

— Вы правду говорите? — спросил он с живостью.

— Конечно.

— И вы согласитесь заявить об этом в суде?

— Хоть в десяти судах, если понадобится!

— И нельзя будет оспаривать вашего мнения?

— Очевидно, нет, потому что мне достаточно указать на причину этой ошибки, чтобы рассеять все сомнения на этот счет. Она бросается в глаза! В вычислениях при съемке не принято было в соображение отклонение магнитной стрелки!

Якоб Вандергарт ушел, не сказав больше ни слова, и Сиприен вскоре забыл, какое странное впечатление произвело на старика известие о неправильности планов округа. Но когда два дня спустя Сиприен задумал навестить его, он нашел дверь его дома запертой, и на доске, привешенной к замку, были написаны мелом слова: «Уехал по делам».

Глава семнадцатая

ВЕНЕЦИАНСКОЕ ПРАВОСУДИЕ

В следующие дни Сиприен активно занимался своим новым опытом; он надеялся, что вследствие некоторых изменений в отражательной печи алмаз образуется гораздо скорее, чем в первый раз.

Мисс Уоткинс, конечно, следила с большим интересом за его работой, тем более что Сиприен принялся за нее главным образом благодаря ее влиянию. Она часто ходила с молодым инженером осматривать печь, что он делал в день по нескольку раз, и не без удовольствия смотрела сквозь щели печи на огонь, бушевавший в ее недрах. Джон Уоткинс не менее своей дочери интересовался этим вторым опытом Сиприена и с нетерпением ждал того времени, когда он снова сделается обладателем алмаза стоимостью в несколько миллионов.

Но хотя фермер и его дочь относились сочувственно к попыткам Сиприена к усовершенствованию производства искусственных алмазов, нельзя было сказать того же про остальных.

Аннибал Панталаччи, Джеймс Гильтон и Фридел умерли, но оставались их товарищи-единомышленники, смотревшие на опыты Сиприена с такой же точки зрения. Еврей Натан подстрекал, не переставая, владельцев алмазных участков против молодого инженера, заставляя их проникнуться мыслью, что торговля природными алмазами скоро придет в упадок, если искусственному производству их будет найдено практическое применение. Ведь уже найден способ делать белые сапфиры, аметисты, топазы и даже изумруды, так как все эти камни не что иное, как кристаллы глинозема, расцвеченные металлическими кислотами: торговая ценность этих камней уже не та, что была прежде. Если же и алмаз будет производиться искусственно, то разорение владельцев алмазных копей в Капской области будет неминуемым.

Все это говорилось и обсуждалось после первого опыта молодого инженера, и теперь эти толки начали принимать угрожающий характер. Но Сиприен не заботился об общественном мнении и не желал оставлять своей работы в тайне, рассчитывая со временем принести ею людям существенную пользу.

Мисс Уоткинс, зная о брожении умов на прииске, дрожала за Сиприена и горько упрекала себя, что снова толкнула его на этот опасный путь. Она знала, что защита со стороны грикаландской полиции может оказаться недейственной и злодейское покушение на жизнь Сиприена успеет совершиться прежде, чем полиция вмешается в это дело. Сиприена могли лишить жизни за то, что он причиняет вред искателям алмазов Южной Африки. Она предупреждала обо всем этом Сиприена, но тот старался успокоить ее, как умел, благодарил за участие, видел в этом со стороны молодой девушки доказательства более нежного чувства к нему, чему был очень рад, и смело продолжал делать свое дело.