Южное лето (Читать на Севере)
Шрифт:
– Я не курю.
– Девушке подарите.
– Тогда «Пэл Мэл», пожалуйста, и коробку спичек.
– Ну… до 12-го, если не собьют.
И он полетел.
Правый карман, конечно, здорово тянул вниз.
– Вы пока идите пешком, – сказал я, обгоняя.
– Нет, нет… Скоро меня подхватит тёплый поток из канализации. Километров пятнадцать – за счёт города. Потом своим ходом поплыву.
Блох Эмиль Владимирович
(наш
– Какая упоительная женщина!
Какая у неё божественная грудь!
Я наслаждаюсь!
Хоть мне шестьдесят.
Я любуюсь грудью в этом вырезе.
Изящная, нежная, изумительная грудь… Точка.
Какая бархатистая кожа. Точка.
Сулит наслаждение… О!
Я закончил филологический.
Теперь работаю администратором у Карцева и Ильченко.
Люблю молодёжь.
Кстати, вы неправильно говорите, Роман, не «плысть», а «плыть».
А там должна быть чёрточка.
Он, чёрточка, мой враг.
Через дефис.
Я, чёрточка, его враг.
Я, запятая, Блох Эмиль Владимирович, запятая, окончил одесский университет, запятая, он дал мне ту интеллигентность через два «л», запятая, которая вас так раздражает.
А ваша знакомая, запятая, Михаил, запятая, упоительная женщина, запятая, вызывающая то особенное, два «н», томление, запятая, которое покрыло туманом Ваши с большой буквы глаза.
Да… многоточие… Так вот.
Этим вечером, запятая, сулящим наслаждение, какой-то ваш знакомый подходит ко мне и просит отпустить два билета.
Я ему говорю, двоеточие, тире.
Ничего у меня нет.
Вы просите дефицитные вещи, через «е», то есть д-е-фицитные.
То есть те, которые временно через два «н» – отсутствуют.
Мкртчян через все согласные, как в нашем обществе.
«Т» – глухая согласная.
«Ч» – шипящая.
У нас в обществе или глухие, или шипящие.
Длинношеее – сколько гласных?
Три – рекорд…
И он, наш администратор Эмиль Владимирович Блох, во время холеры вылетел с нами в Ростов.
Нам для спектакля понадобились халаты.
В Ростове ему не выписывали счёт.
– О! Как можно?! Чудесная, неповторимая женщина в горисполкоме! Я плачу деньги, запятая, наличные. Вам только нужно выписать счёт. Она не хочет. О-о! Она не выпишет. О-о! Ну, как же так можно, запятая, дитя моё, запятая, моя божественная. Не просто, а через два «н». Божественная. Моя прелесть не выписывает мне счёт.
Ему выписали…
Мы играли.
Но настали другие времена.
Он эмигрировал и пропал.
Как нам его не хватает.
Он один знал, где два «н».
Мой
Одесский порт.
Я пришёл в порт, когда ему было 162, а мне 22.
Котов.
Калин.
Бендиченко.
Гринберг.
Пупенко.
Двоеглазов.
Иду снизу вверх.
Двоеглазов.
Пупенко.
Бендиченко.
Калин.
Котов.
А рядом Олег Чаленко, Володя Бибаев.
А совсем рядом Рита Дагис, Паша Бискис.
Я работал с 1956 по 1964-й.
Стройконтора.
Механизация 2-го района.
Апельсины.
Машиносчётная станция.
Хлопок, каучук.
Пожары.
Студебеккеры.
Хенкин.
Ночи.
Уголь.
Письмо Карцева от Райкина.
Уход.
Отъезд.
Я пришёл в Одесский порт, когда ему было 162.
Господи!
С чего я только ни начинал!
Я много раз начинал жизнь сначала.
Но первая моя встреча с жизнью произошла в Одесском порту.
Компрессор «Лерой», осень 1956 года.
Я механик ремстройконторы.
Бригада бетонщиков ушла на обед с одной просьбой – завести компрессор.
Я заводил весь обед.
Я пересосал его так, что выскочил откуда-то крановщик, сунул факел в карбюратор – такого мы не проходили – и завёл эту сволочь.
Но начальник стройконторы Россис пошёл ещё дальше.
Он предложил завести компрессор с буксира, хотя тот на тележке.
А первые апельсины в порту.
Я никогда не видел апельсинов.
И вдруг пошёл аромат.
Лежу ночью на скамейке, отдыхаю.
Вокруг пахнет апельсинами и трудовым накалом, вдруг истеричный звонок.
Звонок в четыре утра всегда истеричный.
– Где механик по большому?
Это я.
Виктор Ильченко был механиком по маленькому.
– Где по большому?! Мать…
– Я.
– Ты… Мать твою…
– Я… Мать твою…
– Сорок первый кран вырубило. Поворота нет. Если ты сейчас же… Мать… То мы… Мать…
– Еду… Мать…
Завожу бензовоз.
Как я не боялся – полный бензином.
Но ночью только на нём.
Еду на девятнадцатый причал к сорок первому «Каяру».
Там Паша Бискис, прекрасный парень из моей самодеятельности.
Он в «Каяре» разбирается в сто раз лучше меня.
– Паша, – кричу, – ты что? Я же спал!!!
– Товарищ механик, давайте наверх, тут крупная авария.
Я лезу наверх.
– Посмотрите там, – говорит он. – В машинном отделении на плитке. Ножик там же.
Там лежало на плитке пять громадных апельсинов и ножик.
1959 год, зима.