Южный Крест
Шрифт:
— Алло, кто это?
— Я, я это, — сказал Полунин, — здравствуй, Евдокия…
— О, Мишель, это ты. Уже прилетел? Здравствуй, я ужасно рада Как там, в Парагвае, все по-старому?
— Да что там может измениться…
— Ну, почем знать. Обезьян видел?
— Кого?
— Обезьян. В Асунсьоне они, говорят, ходят по улицам, как люди. Я так хотела бы посмотреть!
— Нет там никаких обезьян, вот козу видел…
— О, как мило! Настоящая коза? Обожаю коз — у них глаза… как это
— Купил, купил. Послушай, Дуня…
— Правда? — перебила она обрадованно. — Настоящее ньяндути?
— Ну, я не очень в этом разбираюсь, сказали, что настоящее Дуня, поехали сейчас ко мне, а? Я поймаю такси, а ты пока собери вещички, хорошо?
— Погоди, я не могу сообразить… Куда к тебе?
— На Талькауано, куда же еще! Я по тебе соскучился, Евдокия.
— Я тоже, но… — Дуняша вздохнула. — К тебе я не могу, ты же знаешь…
— Да почему не можешь?! — закричал Полунин. — Из-за Свенсона, что ли? Не валяй дурака, он только что ушел в рейс. Ты меня слышишь? Дуня!
— Слышу, слышу, пожалуйста, не нужно орать, как один слон. Дело в том… Ну, ты понимаешь, Мишель! Как это я вдруг поеду к тебе — все-таки замужняя женщина…
— Да побойся ты бога, при чем тут твое «замужество»! Дуня, — позвал он жалобно, — тут холод собачий, у меня уже ноги мерзнут, я сдуру в тонких туфлях поехал. При чем тут замужняя ты или незамужняя?
— Вот это мне нравится, «при чем»…
— Да ведь ты же не возражала, когда мы жили вместе На Сармьенто?
— Нет, ты все-таки ужасно какой-то не тонкий, прямо один варвар! Там ты был у меня, понимаешь, у меня! Потому что Колетт уступила квартиру мне, а не тебе. Одно дело, если женщина принимает у себя своего друга, и совсем другое — если она отправляется к нему. Ты знаешь, я никогда не была ипокриткой, но есть границы… Ну правда, Мишель, не сердись…
— Я не сержусь, я просто не понимаю, что за логика…
— Нет, сердишься, сердишься, я по голосу слышу. Хочешь, я тебе почитаю одни стихи?
— Что почитаешь?
— Стихи!
— Читай, — согласился он уныло и переступил с ноги на ногу — цементный пол кабины и в самом деле обжигал холодом сквозь тонкие подошвы.
— «Оттого и томит меня шорох травы, — нараспев произнесла Дуняша, — что трава пожелтеет, и роза увянет, и твое драгоценное тело, увы», — понимаешь, вообще-то это «он» обращается к «ней», а когда женщина читает это мужчине, слова о драгоценном теле несколько эпатируют, не правда ли?
— Ничего, я понял. Валяй дальше.
— «И твое драгоценное тело, увы, полевыми цветами и глиною станет. Даже память исчезнет о нас — и тогда оживет под искусными пальцами глина, и, звеня, ключевая польется вода в золотое,
— Главное, кстати, — сказал Полунин. — Ты, Евдокия, удивительно умеешь утешить. Чьи стихи?
— Не знаю, какой-то Г. Иванов, я нашла в старой тетрадке Ты завтра мне позвонишь? Мы сможем вместе пообедать.
— Нет, в обед у меня свидание с одним типом, я позвоню позже. Ну что ж, покойной ночи и извини, что разбудил…
На следующий день, когда Полунин пришел в «Шортхорн Грилл», Келли уже ждал его за столиком.
— Я думал, вы вообще не явитесь, — ворчливо сказал он и, обернувшись к официанту, сделал знак подавать. — Присаживайтесь, дон Мигель, давно вас не видел. Как жизнь?
— Веселого мало. У вас, кстати, тоже довольно усталый вид.
— Есть отчего…
Явно не в духе, он хмуро молчал, пока им накрывали на стол, потом так же молча принялся за еду. Полунин с аппетитом последовал его примеру — «Шортхорн» славился своим мясом, а он не ел с утра и успел порядком проголодаться.
— Да, — сказал он, разрезая толстый бифштекс, — во всей этой истории вы, скажем прямо, оказались не на высоте…
— При чем тут мы? — огрызнулся Келли.
— В том-то и дело, что ни при чем. А почему, собственно? Организация, подобная вашей, должна быть политической опорой режима.
— Кроме нас есть еще полицейский аппарат, есть федеральное бюро координации…
— Знаю, — перебил Полунин. — Налейте-ка мне еще этого «тинто».
Он подставил бокал, долил содовой из запотевшего сифона. Темное, почти черное вино вспенилось под шипящей струей и приобрело рубиновую прозрачность.
— Так вот, насчет полицейского аппарата. В Германии, в тридцать третьем году, все это хозяйство пришлось переделать сверху донизу… Переделать и приспособить к новым требованиям, а параллельно создать новый уже полностью свой аппарат Вам не кажется, тут можно провести некоторые аналогии?
— Они и были проведены, в общих чертах.
— Да, в слишком общих. А как быть с частностями? С тем, что вы вели слежку за студентами и профсоюзными делегатами и проморгали заговор в морском командовании? И вы, кстати, уверены, что дело ограничилось флотом?
Келли, продолжая жевать, пожал плечами.
— Трудно сказать. Армия пока сохраняет лояльность.
— Пока! — выразительно повторил Полунин и тоже занялся едой.
— Самое любопытное, — сказал он через минуту, — что именно ваш «враг номер один» — коммунисты — на этот раз оказались в стороне. Может, вы не за теми гонялись?