Южный Крест
Шрифт:
— Боже мой, ну какая разница, скажи на милость, — она отошла к окну, отдернула штору, затопив комнату солнцем, и потащила с Полунина простыню — Вставайте, сударь. Пока вы изволили спать, тут опять сделалась революция.
— Что сделалось?
— Какая-то революция, говорят. Еще одна! Эти-то, ясно, ничего не сказали, но я все утро слушаю Монтевидео — в провинции Коррьентес восстание, в Пуэрто-Бельграно восстание…
Полунин вскочил и, поддернув пижамные штаны, босиком кинулся к приемнику.
— … А в Кордове, — крикнула Дуняша ему вслед, — так там вообще ужасные бои на улицах! Вы его вовремя оттуда утащили,
Тремя днями позже — девятнадцатого сентября — бригадный генерал дон Хуан Доминго Перон сложил с себя президентские полномочия и поднялся на борт парагвайской канонерки, чтобы отправиться в изгнание. Власть в Аргентине перешла в руки военной хунты.
Буэнос-Айрес был спокоен. Магазины и конторы, закрытые в течение этих трех дней, начали снова открываться, но банки еще не работали. Кое-где на центральных перекрестках стояли танки, по улицам медленно разъезжали на джипах патрули морской пехоты. Портреты свергнутого президента и его покойной жены, еще недавно в изобилии украшавшие аргентинскую столицу, были повсюду сорваны, или перечеркнуты крест-накрест черной краской, или заклеены плакатами с текстом воззвания к стране, подписанного военными руководителями переворота — контр-адмиралом Рохасом и генералами Лонарди и Балагером.
В общем, на этот раз «революция» осуществилась довольно мирно В Кордове, правда, постреляли всласть — корреспонденты иностранного радио сообщали о жертвах среди населения и о значительных потерях, понесенных участниками штурма полицейской хефатуры. Но до гражданской войны дело не дошло. Генеральная конфедерация труда, которую Перон считал главной своей опорой, осталась нейтральной, армия же была в руках заговорщиков. Население столицы, которому осточертела бестолочь последних двух лет «эры хустисиализма», встретило переворот если не с радостью, то во всяком случае с надеждой на какие-то перемены к лучшему…
Парагвайское радио сообщило о том, что генерал Стресснер предоставил политическое убежище бывшему президенту Аргентины, и передало текст заявления, сделанного Пероном по прибытии в Асунсьон: «Рассказывают, что однажды, когда дьявол гулял по улице, разразилась страшная буря. Не найдя другого укрытия, он вошел в церковь, двери которой были открыты. И говорят, что, находясь в церкви, он вел себя очень хорошо. Я поступлю, как дьявол: пока нахожусь в Парагвае, я буду уважать благородное гостеприимство этой страны… »
Все эти дни, естественно, порт Буэнос-Айреса оставался парализованным и даже подходы к нему были наглухо перекрыты морскими пехотинцами. Двадцать второго, когда наконец возобновилась работа в большинстве учреждений, Полунин позвонил в агентство справиться, не прибыла ли еще «Лярошель».
— Нет, не прибыла, — раздраженно ответил служащий, ему, наверное, звонили по этому поводу уже многие. — И не прибудет! «Лярошель» получила приказ взять груз в Монтевидео и идти прямо в Гавр.
Полунин был ошеломлен новостью.
— Скажите, а нельзя ли связаться с капитаном Керуаком? — спросил он торопливо, боясь, что служащий бросит трубку.
— Сожалею, мсье, телефонной связи с Уругваем еще нет.
— Но… я слышал, на судно можно послать радиограмму.
— В открытом море — пожалуйста. А пока судно стоит в порту, радиорубка опечатывается властями. Вот когда «Лярошель» оттуда уйдет, посылайте хоть дюжину…
Тогда
— Что с тобой? — обеспокоенно спросила Дуняша. — Заболел зуб?
— Какой к черту зуб! Эта проклятая посудина пойдет обратно прямо из Монтевидео, — представляешь, если они ее проворонили?
Дуняша подумала и пожала плечиками.
— Не такой же он идиот, этот твой Маду…
— При чем тут — идиот, не идиот… Он просто может оказаться не в курсе — будет рассчитывать на меня и ждать! Ах ты дьявольщина…
— Mon Dieu [69] , ну дай ему телеграмму или позвони.
69
Боже мой (фр.).
— У тебя, Евдокия, советы… Ты что, не знаешь, что международная связь еще не восстановлена?
— Ах да, верно…
Вечером, когда они уже были в постели, Полунин услышал выстрелы: в тишине отчетливо простучала автоматная очередь, потом еще несколько. Он встал, подошел к окну — стреляли в центре и, похоже, не очень далеко.
— Никак мсье Перон вернулся? — заинтересованно спросила Дуняша.
Стрельба утихла, но тут же дом тряхнуло взрывом, в окнах задребезжали стекла. Еще два громовых удара прокатились над городом, снова пострекотали автоматы, издалека донесся вой сирен.
— Непонятно, — сказал Полунин. Включив радио, он настроился на волну правительственного передатчика ЛРА-5 — станция передавала классическую музыку. Они посидели, послушали Генделя и Палестрину; Полунин уже протянул руку, чтобы выключить приемник, как музыка вдруг оборвалась и голос диктора объявил:
— Передаем сообщение военной хунты. В центре федеральной столицы была только что проведена операция по обезвреживанию банды террористов. Сторонники свергнутого режима, численностью около четырехсот человек, забаррикадировались в помещении так называемого «Национального антикоммунистического командования» на углу авениды Коррьентес и улицы Сан-Мартин. После того как нарушители порядка отвергли предложение сложить оружие, здание было атаковано силами безопасности. Операция успешно завершена, жителей указанного района просят соблюдать спокойствие.
— Вот так, — сказал Полунин, когда снова зазвучала музыка, и выключил радио. — Доигрались, значит, мои «соратники». Интересно, был ли там Келли…
На следующий день генерал Эдуардо Лонарди, «герой Кордовы», принес присягу в качестве временного президента республики — до выборов, срок которых должна была определить хунта. Огромная толпа собралась на Пласа-де-Майо, чтобы приветствовать нового главу государства. Дуняша тоже хотела пойти — в портреты Лонарди она влюбилась с первого взгляда, решив, что у него одухотворенное лицо и вообще он нисколько не похож на всех этих солдафонов, — но Полунин не пустил ее, сказав, что могут быть беспорядки. Беспорядков, однако, не было.