Южный поход

Тыналин Алим

Его коллега поджал губы еще больше и стараясь сдерживаться, сообщил:

— Армейский штаб-лекарь Николай Андреевич Гениш. Все же вынужден сообщить, что эта шутка несколько превосходит известные границы.

Ишь ты, мы же тебе не коровью лепешку в чемоданчик подсунули, чего так кипятиться?

— Где же Александр Васильевич? — спросил Векард, оглядываясь и задержал взгляд на груде покрывал на диване. — Я смотрю, наше лечение совсем ему опротивело, раз уж он нам здоровых парней вместо себя подсовывает.

Все

посмотрели на диван и Суворов, почувствовав это, выглянул из-под покрывала. Голубые глаза весело блестели.

— Как прикажете, ваше сиятельство? — спросил Гениш. — Останетесь на диване или ляжете в постель? Мы должны осмотреть вас, уж не обессудьте.

— Ладно, мучайте прямо здесь, — соизволил согласиться полководец. — Очень уж удобно тут лежать.

Врачи подошли к больному и начали осматривать. Я деликатно отошел к окну и поглядел на церковь неподалеку. В воздухе, хлопая крыльями, летали белые и серые голуби. За спиной доктора вполголоса обменивались замечаниями по поводу состояния полководца.

— Небольшое кровопускание и клизма, — авторитетно сказал Векард. Видите, как уменьшилась опухоль после того, как я стал применять кровопускание, препараты для изгнания мочи, вызывающие потение и слабительные?

— Мне кажется, большее воздействие оказали целебные мази, которые я назначил, — осторожно возразил Гениш. — Сироп из апельсиновых корочек с добавлением мяты и солями винного камня производит прямо-таки чудодейственный эффект. Я поднимал с его помощью самых безнадежных больных.

— Юноша, лучше применять проверенные методы лечения, — мягко пожурил Мельхиор. — Клизма ставится при наличии «избыточной жидкости» или так называемого «humor» в теле. Еще со времен Античности установлено, что тело человека состоит из четырех типов жидкости — крови, желтой желчи, флегмы сиречь слизи и черной желчи. Избыток какой-либо из них и вызывает недуги.

— Это все верно, коллега, но медицина не стоит на месте и мы уже не можем лечить также, как и во времена Аристотеля, — стоял на своем Николай Андреевич. — Я бы рекомендовал обтираться розовой водой с очищенной серой и спиртовой настойкой лаванды.

— Спирт это-ж чтожешь, водка что ли? — заинтересовался Прохор, но медики, увлеченные спором, ему не ответили.

— Все так называемые новейшие разработки суть переработка старых, проверенных способов лечения, — слегка презрительно заметил Векард. — Многие просто берут старые рецепты, переписывают их по-своему и готово, выдают за новый продукт. Что касается целебных мазей, то ими пользовались еще египтяне.

— Господа, что в итоге делать мне? — спросил Суворов.

— Я думаю, нам с коллегой надо назначить консилиум и согласовать наши методы лечения, — сказал Гениш.

Обернувшись, я увидел, что врачи смотрят друг на друга с плохо скрываемой неприязнью.

— Господа, может быть, вы позволите попробовать

лечение ржаным хлебом? — спросил я и все повернулись в мою сторону, только сейчас вспомнив о моем ничтожном существовании.

— Это как? — спросил Гениш.

— Что вы имеете ввиду, молодой человек? — поинтересовался Векард.

А Суворов ничего не сказал, просто блестел вопросительно голубыми глазами.

Я пожал плечами, будто говоря о чем-то обыкновенном. Впрочем, то, что я предлагал, действительно было самым обыденным способом исцеления.

— Нужно взять обычный, только что испеченный, ржаной хлеб, — сказал я. — Хорошенько его посолить и прожевать. Затем вместе с солью разложить толстым слоем на болячку и перевязать.

— И все? — спросил Гениш.

Я кивнул.

— И все. Можно еще использовать баранью или говяжью печень. Там немножко другой способ.

Прославленные светила медицины с минуту молчали, затем переглянулись и захохотали. Гениш буквально согнулся от смеха, а у Векарда тряслись щеки. Прохор тоже ухмыльнулся и погладил густые усы. Суворов жизнерадостно улыбнулся.

Посмеявшись от души, доктора вытерли слезы и обмахнулись платочками.

— Ох, давно я так не развлекался, — с придыханием сказал Мельхиор. — Весело у вас, ваше сиятельство, позвольте заглядывать к вам почаще, чтобы спасаться от хандры и меланхолии.

— Слушайте, ржаной хлеб и баранью печенку в пережеванном виде лучше отправлять в рот, а не на больное место, — заметил Николай Андреевич, все еще улыбаясь. — Вам не кажется, что это бездумная трата провизии?

Я смущенно ответил:

— Думаю, в нашей ситуации лучше использовать любую возможность выздоровления.

Доктора мгновенно перестали улыбаться и посерьезнели. Прохор встревоженно кашлянул и только Суворов продолжал глядеть на меня.

— Что такое вы несете? — злобно прошипел Гениш, а Векард подошел ближе, крепко схватил меня за локоть и потащил вон из комнаты.

Выйдя на лестницу, он отвел меня к окну, убедился, что вокруг никто не подслушивает и сурово спросил:

— Вы отдаете себе отчет, милостивый государь, в том, что вы только что сказали?

Это что же получается, они не знали о том, что их знаменитый пациент может умереть от болезни? Или, что еще хуже, знали, но намеренно скрывали? Во всяком случае, они тоже меня достали со своим профессиональным высокомерием и я не собирался с ними церемониться.

Я тоже оглянулся по сторонам и ответил:

— Я-то вполне понимаю, что говорю. А вот вы, именитые доктора, знаете о том, что Александр Васильевич умрет уже через месяц?

Векард чуть отодвинулся от меня и затаил дыхание. Я продолжал смотреть ему в глаза. Нет, они прекрасно понимали, что полководец медленно умирает в своей постели и молчали об этом, ломая перед ним трагикомедию бесполезного лечения.