Южный Урал, № 1

Захаров Дмитрий

С востока дули резкие степные ветры. Взрытая земля дымилась вихрями пыли. Она набивалась в уши, хрустела на зубах. Немилосердно припекало солнце. Ударные бригады работали посменно, день и ночь. Осенью, когда ночи на строительстве стали тёмными, установили прожекторы. При свете их работа продолжалась обычными темпами.

Нужно было спешить. Километровую плотину предполагали соорудить к весне, к началу половодья, чтобы перехватить талые воды. Между тем, наступил октябрь. Степь опустела, по широкому простору её катилось только перекати-поле, иссохшая жёсткая трава, да темнели купы оголённых берёзовых рощиц. С каждым днём жесточе становился ветер. В один из ноябрьских дней над строительной площадкой замелькали белые мушки. Всё кругом побелело, стало выглядеть нарядней, но строители не радовались. Вскоре пришли сильные, уральские морозы. В строительной конторе за окном висел градусник. Ртутный столбик падал всё ниже и ниже. Настал такой день, когда инженер, выглянув за окно, увидел: ртуть в градуснике замёрзла, и он лопнул. Железо прилипало к рукам, холод спирал дыхание. Спина покрывалась инеем. В те дни строители проявили чудеса. Несмотря на морозы, на пургу, на трудные бытовые условия, они дружно вели работу всю лютую степную зиму.

Потом зима понемногу стала сдавать. На буграх появились тёмные прогалинки. В степи подуло тёплым ветром. В марте в ветлах на берегу Урала загорлопанили грачи. К берегу постепенно пробирались первые тёплые ручьи. Солнце в полдень поднималось высоко, сильно припекало. Опытные плотинные мастера внимательно поглядывали на реку и вздыхали:

— Вот-вот тронется лёд! Пойдут с гор вешние воды!

Тревога их была понятна. На строительной площадке за год понастроились бараки, землянки, тут проходила железная дорога, работал полным ходом бетонный завод, протягивали железные руки экскаваторы. Много выше разобрали старую станицу Магнитную, переселив жителей в сторону от будущего пруда.

Груды строительного материала и лома лежали здесь, скопившись за долгую зиму. Сейчас в водополье всё это пространство должно было уйти под воду. На этом обширном месте разольётся огромное озеро площадью в тринадцать квадратных километров.

Лёд на Урале посинел, у забережьев заблестели обширные полыньи, в них отражалось голубое небо, бегущие лёгкие облачинки. Воздух стал прозрачен. На берегу в эту пору начался аврал: все

до одного очищали от бараков и строительного материала дно будущего заводского пруда. Тащили на себе брёвна, доски, железо, инструменты. Грузовики тарахтели день и ночь, вывозя всё ценное на высокие места. На плотине была своя забота, техники проверяли в последний раз её устойчивость.

С верхов быстро прибывала вода, она захлёстывала лёд, кружила водоворотами. Ударники не страшились, лезли в воду и вывозили на тачках последнее ценное имущество. На берегу толпился народ, все наблюдали невидимый бой человека с водной стихией. Уже темнело. По реке и по долине заскользили яркие лучи прожекторов. У плотины раздался треск, он гулко раскатился по реке: началась первая подвижка льда. Вспененные потоки бурно вливались в долину. По пояс в бушующей воде высокий сильный бетонщик вывез последнюю тачку с подобранным добром.

Над степью простиралась тихая ночь. Крупные звёзды струили мерцающий свет. Среди настороженного безмолвия тронулась река. Лёд глыбами налезал на плотину, вода кипела, кружилась, но крепкая бетонная преграда устояла. Высокие воды бросились на берега, разлились по долине.

Первые лучи солнца заиграли на широком водном просторе, который раскинулся перед плотиной. Огромное серебристое озеро играло там, где только ещё вчера работали строители. Весь берег был усыпан людьми, смотревшими на дело своих рук. Было светло и радостно на душе. Только в стороне от толпы строительных рабочих стояла группа казачек и горько плакала, смотря, как ходят волны на том месте, где недавно стояла Магнитная.

— Погребли, навсегда погребли нашу станицу! — шептала одна из них и кончиком платка утирала слёзы…

Остаётся досказать немногое. Совсем недавно, после долгих блужданий по стране, я подъезжал к станции Магнитогорск. Над степью простиралась ночь. И там, где всегда в ночную пору раньше был мрак, сейчас переливался электрическими огнями большой город. Яркое зарево сияло над Уралом-рекой. Гирлянды огней тянулись вдаль, указывая на проспекты, сильные прожектора прорезали тьму, освещая стройку, которая шла днём и ночью. Скорый московский поезд стал вздрагивать на стыках стрелок. Под окнами на освещенных путях промелькнули вереницы груженых вагонов. Ими были забиты все пути. Свистели гудки маневровых паровозов. Навстречу подплывал освещенный вокзал. Замедляя ход, поезд мягко остановился у станции. Нас охватила обычная вокзальная суета. Как и везде на вокзалах, здесь можно было встретить самую разнообразную публику. Все они стремились в город, который носил имя Магнитогорск. Нас поджидала машина. И мы поехали по широкой улице, освещенной электричеством. Навстречу неслись трамваи, бежали автобусы. Была обычная оживлённая суета крупного заводского центра. Над долиной Урала стоял неясный гул, — во всю мощь дышал металлургический завод.

Радостное чувство охватило меня после долгой утомительной дороги. Я всё ещё не мог придти в себя, невольно спрашивая: «Неужели я снова в станице Магнитной, в тех местах, где когда-то проходили детские годы?».

Утром я стоял на берегу заводского пруда. Клубы дыма разных оттенков от нежно-розового до голубоватого вились над долиной. На том месте, где когда-то мы с Митяшкой сидели под густым осокорем, простиралось застывшее водное зеркало. Не было старой станицы, не встретил я и знакомых станичников. Годы и дела раскидали их в разные стороны. Новые люди шли по проспектам, спешили на работу. И только раз в утреннем сумраке мне показалась вдали знакомая плечистая фигура. Я погнался за стариком, но он, словно призрак, исчез в молочном тумане утра.

Как мираж далёкого прошлого, встал он передо мною и также, как мираж, рассеялся и исчез навсегда.

Александр Гольдберг

ПОЛЮШКО-ПОЛЕ

Поэма

I.

Разбросала весна По дворам зеркала, Из Туниса дрозда На Урал привела, Под окошком сухим Расстелила ковёр, Ветерком полевым Затуманила взор… Первый выезд машин. Сортировка зерна. Рано встал селянин: — С добрым утром, весна! Ты зовёшь и бодришь Старика с посошком, Ты подпаску велишь Подниматься с рожком. Ой, как сладко с тобой От зари до луны Поднимать бороздой Тишину целины, С громом вешним твоим Гром мотора сливать, Тёплым ветром твоим В чистом поле дышать! Не в твою ли страду Немец бомбы метал? Не ему ль на беду, Пахарь воином стал? Не за то ль, чтоб к заре Снова быть за рулём, С автоматом до Шпрее Он прошёл под огнём? Он вернулся сюда, Не ослабшим в пути — На фуражке звезда, Две звезды на груди. Правя громом стальным, Он сидит, как стальной, Насте радостно с ним Поспешать бороздой… Сбился набок платок, Распустилась коса, У пылающих щёк Показалась роса, Но глядит фронтовик, Улыбаясь в усы, Что отстал он на миг От упорной косы. Он рукав засучил, Натянул козырёк, И сильней ощутил На лице ветерок… После жарких работ Травы мягки, что пух. Настя фляжку берёт Из Степановых рук. И незримо горда, Ясным взором горя, Тихо шепчет: «Вода Хороша у тебя». Тут Степану как раз Намекнуть бы о том, Что по сердцу пришлась И собой и трудом. А сказал он: — «Пойду Светел месяц пока, Доведу борозду До берёз у ярка».

II.

Зачастили дожди В неурочные дни, И тревогу в груди Породили они. Выходили с росой, Уходили с луной, Торопясь, под грозой Рвали стебель дурной, Густо хлеб забивал Василёк и пырей. Весь колхоз воевал, Нехватало людей. Но однажды к утру, Верной помощью, в срок, Красный шёлк на ветру Заиграл с двух дорог. Справа, к ржи золотой, Строг, подтянут и рад Вёл Степан за собой Пехотинцев отряд. Слева, думой светла, С барабанщиком вряд Настя в поле вела Пионерский отряд… Трижды солнце в горах Розовило концы. Синий ветер в хлебах Проносил бубенцы. На четвёртый денёк Вновь стучал барабан. Дело сделали в срок! Встретил Настю Степан. Шли, где стёжки прямы, Где колосья шумят. Вышли в степь, где холмы, Словно беркуты спят. Он подумал: «Люблю», А сказал: — Буду жив, Эту степь застелю Жёлтой скатертью нив.

III.

Семицветной дугой Озарённый с небес, Дышит колос тугой В тонких усиках весь. В рожь по пояс войдя, Настя рвёт васильки. Рядом с Настей друзья — Молодёжь, старики. Всюду песня слышна На раздолье родном: «Будет вдоволь зерна, Будут чаши с вином!». Руки быстры, ловки, Дружный труд тороплив… А вблизи от реки, От желтеющих нив, Там, где лес к небесам Вскинул шапку свою, Валит сосны Степан. С ним друзья, как в бою… Спал полуденный жар. Сруб сбивает Степан. Будет ладный амбар, — Не продует буран. Скоро с новых тесин Флаг расправит крыло — С ним пришёл он в Берлин, Чтоб вернуться в село.

IV.

Сколько радостных тут Он увидел обнов! Над колхозом бегут Три струны проводов. Новых яблонь листва У окрашенных стен. Входит в избы Москва С немудрёных антенн. Где шумел краснотал, Новой кузни дымок…. Он село не узнал, — Не село, — городок! Заглянул в сельсовет, Руки жал землякам, Часто слышал в ответ: Благодарность и

вам! А с крылечка сошёл, Будто крылья обрёл. Сел за руль поутру, Встретил Настю к добру. Русокоса, стройна, Взор, что южная ночь! Неужели она Власа бондаря дочь?! Пригляделся, узнал, Снял фуражку в пыли: — Вы, как в сказке, — сказал, — За войну подросли!.. Рядом пахотой шли Козырёк и платок. Вместе травы свезли В луговой теремок. И коса или плуг, К дому ль медленный шаг, Не заметили как Породнили их вдруг. Всем он Насте подстать Любо, мило взглянуть, Да боялась сказать, Чтоб любовь не спугнуть. А Степан приумолк. Вроде вместе и врозь, Знать заметить не смог, Что с дивчиной стряслось, Почерствел знать боец За военную жизнь… На щеке за Елец Косо шрамы срослись, Серебрится висок, — След пройденных дорог, А заходят к ней в дом, Парни, — кровь с молоком!

V.

Месяц всплыл за бугром. Сел Степан у стропил, Вытер лоб рукавом, За весь день закурил. Улыбнулся, вздохнул, С куртки бабочку сдул, Огляделся вокруг, Словно кто-то зовёт. Увидал: меж подруг Настя с поля идёт. Не почуявши ног, Он сбежал с бугорка. Протянула венок, И умчалась легка. То ли свет просветлел От луны ободка, То ли громко запел Соловей у ярка. Без вина, будто пьян, — Неширокой тропой Шёл Степан сквозь туман На огни за рекой. В жаркой кузнице он На ладонь поплевал, Заходил на загон, В МТС побывал. Что-то ладил, крепил Под комбайном своим. Весь табак искурил По тропинкам кривым. А когда притомлён Задремал он, сквозь тьму В красных туфельках сон Подал руку ему. Он услышал: «Пойдём!» Настин голос узнал… Брал он горный подъём, Облака задевал, Шёл к вершине крутой, Прямо к солнцу, но вдруг Пятикрылой звездой Стал сверкающий круг. Улыбаясь, горда, Настя машет платком. Обернулась звезда Васильковым венком. Раздвоился венок, Дверь открылась в дворец, На дворцовый порог Вышел друг и отец. Битв минувших огонь Пепел в брови надул, А, как подал ладонь, Словно силы вдохнул. — Слышал я, что у вас, — Он сказал не спеша, Ясным взором лучась, — Нынче рожь хороша! Поглядел на зерно, Поднял руку, и тут Превратилось оно В многоцветный салют. Под салютом цветным Рожь, что волны текла. Шёл Степан, рядом с ним Настя в дом его шла.

VI.

Хлеб до самой груди. Поле радует взор. Словно пчёлка гудит За мотором мотор. Тут сверкают серпы, Там за косами вслед Люди вяжут снопы, Ветер солнцем согрет… Над колхозным добром Месяц виснет серьгой, За степным кораблём Поспешает другой. Видит Настя тогда: Вместе с ней, впереди. — На фуражке звезда, Две звезды на груди. Пал над полем туман. Потемнел небосвод. Слез с машины Степан, Рожь в ладони берёт, Улыбается он, И негаданно тут Вспоминает свой сон: Хлеб… вождя и салют… Долго шёл по жнивью. Вышел к стёжке лесной, Встретил долю свою — Две косы за спиной. «Хороша до чего ж», — Он подумал о ней. А сказал: — Нынче рожь Я не видел крупней. И ещё он сказал: — Нужно силы напречь, Рожь, чтоб дождь не застал, Чтоб зерно всё сберечь.

VII.

Сдуло листья с осин, Глубже прячется сом, От подвод и машин Пыль в дороге столбом. Люди, молод и стар, Пели песни весь путь. На пригорке амбар, — Любо, мило взглянуть. Знать недаром Степан — Хлеб подвозит сюда. Не продует буран, Не пробьётся вода… Он трудился как мог, Хлеб подпер потолок. А как запер замок, Вспомнил Настин венок. Вспомнил, за руку взял, Что-то тихо сказал И услышал в ответ Очень ласково: «Не-ет…» …Пироги удались, Пива пенится жбан, Гости дружно сошлись, — Справил свадьбу Степан. А как пала листва, Сел снежок у окна, Их позвала Москва Чтоб вручить ордена.

Николай Кутов

СТИХИ

КИРОВЦЫ

Я прохожу вдоль стройных корпусов, Что тянутся везде на километры, Не видно им конца, и волны ветра Доносят тысячи заводских голосов. На эту горку (вспомни день вчерашний) Взбирались танки, вздрагивая вдруг, Тяжёлые, приплюснутые башни Стволом орудия вычерчивали круг. Завод похож на многошумный город, Где тысячи путей переплелись, А на окраинах его крутые горы Колючей стружкой устремились ввысь. Лежит ненужный хлам: чугунный остов стана, Литые шестерни и вал маховика. Над ними высоко стрела большого крана, Как длинная железная рука. Людей не замечаешь ты сначала, Они теряются среди огромных стен. Не слышно их, а только звон металла, Шум поездов и резкий крик сирен. Но вдруг увидишь ты сквозь чад и клочья пара В литейном, в сборочном, у новых тракторов Косынки девушек и шляпу сталевара, И синие спецовки мастеров. Вот кировцы, вот гордость всей России, Гвардейцы, о которых я пою. Ведь это армия, её стальные силы Пришлось врагам учитывать в бою. Куя валы машин и собирая танки, Рукой усталою стирая пот с лица, Они с бойцами рядом шли в атаке, У Новгорода, Киева, Ельца. Ещё в ушах у них сражений скрежет адский, Вон у печей, станков, и кранов, и машин, Участники победы Сталинградской, Стремительного боя за Берлин. Их труд вздымался орудийной башней И скрежетал металлом о металл Бронёю крепкою, мотора силой страшной Бока немецких танков пробивал. От кировцев огня, словно бумажный ворох, Горели у врага фольварки, хутора, Теперь их труд звенит в страны родных просторах, Где движутся заводов трактора. Где новостроек гул колеблет синий воздух, Где сёл и деревень мерцают огоньки, Там, где сливаются фабричные гудки С весёлой песней девушек колхозных.

НА СТРОИТЕЛЬСТВЕ

Здесь всюду шум строительства теперь. Грызёт огромный экскаватор глину, И тишина, как осторожный зверь, И ночью не спускается в долину. Конвейер новый от извёстки бел. Как инеем, покрыта цепь стальная. Три дерева шумят, напоминая О хвойном лесе, что кругом шумел. А где станки стояли на снегу, Грохочут цехи светлые, большие. Следы волков на диком берегу Стирает след автомобильной шины.