Южный Урал, № 2—3

Захаров Дмитрий

И л ь я. Удастся, ручаюсь.

В е р а. Ну, вы еще пока не директор.

И л ь я (настойчиво). А все равно будет по-нашему.

В комнату заглядывает Максим Федосеевич.

В е р а. Обязательно будет! Вот таким я вас люблю.

Максим Федосеевич скрывается.

И л ь я. Как вы сказали?..

В е р а (смущенно улыбаясь).

Да просто… когда вы такой, то вы мне… очень… нравитесь.

И л ь я. А разве я другим бываю?

В е р а. Случается.

И л ь я. Пойдемте куда-нибудь, а?

В е р а. А распорядок?

И л ь я. Наверстаем! (Быстро собирается.) Входит Ольга Самсоновна с самоваром.

О л ь г а С а м с о н о в н а. Самовар-то вскипел.

И л ь я. Вскипел, мама, вскипел! (Уходит с Верой.)

О л ь г а С а м с о н о в н а (смотрит им вслед с улыбкой). А ежели вскипел, то и заварить недолго.

Входит Максим Федосеевич.

М а к с и м Ф е д о с е е в и ч (усмехаясь, поглаживает усы). Ушли?

О л ь г а С а м с о н о в н а. Отправились.

М а к с и м Ф е д о с е е в и ч. Геолог, инженер.

О л ь г а С а м с о н о в н а. А что тут такого? Илья тоже инженером будет.

М а к с и м Ф е д о с е е в и ч. Инженер-геолог да инженер-механик… подходяще. Девка-то больно хороша.

О л ь г а С а м с о н о в н а. Разбираешься?

М а к с и м Ф е д о с е е в и ч. Не разбирался б, так и тебя б не заметил. (Расправляет грудь.) Оно и мы с тобой погуляли славно.

О л ь г а С а м с о н о в н а. Погуляли, да ранехонько ты меня полонил. С другими полюбезничать не успела.

М а к с и м Ф е д о с е е в и ч. Зато со мной наверстала.

О л ь г а С а м с о н о в н а. Годы-то летят. Седые мы с тобой, Максим.

М а к с и м Ф е д о с е е в и ч. Души бы не седели, а кудри и подкрасить можно… (Обнимает Ольгу Самсоновну.)

О л ь г а С а м с о н о в н а. Но, но! Не балуй! Ты мне перво-на-перво скажи, как же все-таки с ремонтом? Разругались тут, про ремонт и думать забыли. И дома-то покою нету.

М а к с и м Ф е д о с е е в и ч. Теперь, Оленька, и в доме шахта, и в шахте дом.

О л ь г а С а м с о н о в н а. Ну, так и обнимайся в своей шахте с вагонетками!

З а н а в е с

КАРТИНА ВТОРАЯ

Кабинет директора рудника, Николая Порфирьевича Фурегова, помещающийся в новом здании рудоуправления. В одном из кресел, стоящих перед директорским столом, сидит Безуглый с папкой «для доклада». Входит Вера. Увидав, что Безуглый в кабинете один, она останавливается у двери.

Входит Вера. Она в форме горного инженера третьего ранга.

Б е з у г л ы й. Проходите, проходите, Вера Ивановна. Вы — по какому делу?

В е р а. Принесла свой проект, с поправками.

Б е з у г л ы й.

Скоро же вы справились. Ведь совещание было в понедельник… Два дня.

В е р а. Живу этим проектом, Владислав Сергеевич. А где же директор?

Б е з у г л ы й. Вышел в диспетчерскую. Очень жаль, что я не могу вам его заменить.

В е р а. Да, не можете. (Садится.) А вам скорее пошло бы сидеть в этом кресле. (Указывает на кресло директора.) У вас такой… внушительный вид.

Б е з у г л ы й. Нет, с некоторых пор моя стихия: тишина и глубокая душевная работа. В этом же кабинете я ни на одном совещании не высиживаю больше часа. Уважаемый Николай Порфирьевич глух, как стена. Все телефоны у него звонят, как пожарные колокола. Радиоприемник ревет на весь рудник. А когда говорит сам Николай Порфирьевич, мне так хочется заглянуть ему в горловой аппарат, не скрывается ли там особый звукоусилитель. Если бы я занял этот кабинет… впрочем, я ни за что не согласился бы на это! Я это говорю лишь к тому, что в моем кабинете, в главке, всё было иначе… (Вздыхает). Когда меня… когда мне предложили другую работу, в мой кабинет сел какой-то ортодокс. Я в первый же день убрал мой толстый ковер, зуммерные телефоны сменил на звонковые.

В е р а. Печальные воспоминания.

Б е з у г л ы й. Как полна еще наша жизнь всякими странностями. Я решительно рос, я заведывал крупнейшим отделом главка и вдруг… Оказывается, у меня были враги, о которых я и не подозревал. Когда человек идет вверх, появляется масса завистников и недоброжелателей. Нет, я больше не хочу сидеть в высоком кресле.

В е р а. Вы — тоже по делу?

Б е з у г л ы й. Ставлю вопрос о внедрении многозабойного метода бурения.

В е р а. Все еще ставите вопрос? На всех заседаниях болтаем о новаторстве, изобретательстве, рационализации. А где же дело, дело где?!

Б е з у г л ы й. Ой, ой! Ради бога, тише. Не горячитесь. Это так несимпатично.

В е р а. Я надеюсь, вы обеспечиваете Илье Буторину хотя бы два-три забоя в смену?

Б е з у г л ы й. Я… я делаю все возможное.

В е р а. Вот это действительно несимпатично. А вы должны это делать.

Б е з у г л ы й. Я ставлю вопрос шире: надо внедрять многозабойный метод вообще, не только для машины Буторина.

В е р а. Хотя бы раз от своего заоблачного «вообще» снизойдите к частностям жизни рудника. Ведь что такое машина Буторина? Поймите, — это знамя многозабойного метода, это техника для проходки квершлага. А вы, начальник отдела организации труда, на совещании даже словом не обмолвились об этом.

Б е з у г л ы й. Но здесь-то уже не совещание, а вы все еще нервничаете. Должен сказать, вы защищаете Буторина так рьяно, как… как Буторин — вас.

В е р а. Ну, что ж, у нас одна дорога, Владислав Сергеевич.

Входит Фурегов.

Ф у р е г о в. Не диспетчерская, а сборище бездельников.

В е р а. Здравствуйте.

Ф у р е г о в. А, добрый день. (Включает радио.) Нервы, нервы, дьявол их возьми, простите меня. (По радио передается какая-то мощная симфония. Приемник гремит.)