З.Л.О.

Кельдюшов Александр Геннадьевич

– Отец у меня на хорошем счету у правительства, – горячо возразил парень, яростно сжимая кулаки. – И не последний человек в военном штабе.

– Ты еще скажи: главнокомандующий армией, – подковырнул Беспалый. – Да плевать всем, кто твой отец. В Зоне все равны. Будь ты хоть сыном самого президента. Толку никакого не будет. Если Зона решит, она тебя никогда не отпустит. Вот о чем я тебе толкую. И плевала она на все правительства мира. Что они могут сделать?!

– Пригрозить, что сбросят атомную бомбу! – неуверенно пролепетал Бардак. – Если она живая, как ты говоришь, то может испугаться. Зачем ей погибать?

Беспалый просто закатился в судорожном смехе.

– Ну ты, парень, просто дурак. Испугать рыбу водой – до такого лишь глупец додумается. Она и так уже ядерная. Что ей бомба? Лишнее вливание силы. Военные на такое не пойдут, не станут рисковать. Они и так с ней справиться не могут, понимая, что она растет. Метр за метром отвоевывает землю у людей. А здесь преподнести ей такой козырь, – он покачал головой, – будет полное безрассудство. Так что не тешь себя иллюзиями

и живи настоящим. Твоя судьба теперь неразрывно связана с Зоной. – И беспечно махнул рукой. – А отцу твоему уже, наверное, сообщили, что ты погиб смертью храбрых, останавливая очередной «прорыв» монстров. Может быть, даже тело какое-нибудь подбросили изуродованное для верности, чтобы комар носа не подточил. Ведь отцу-генералу тоже не нужна огласка, что сын его – дезертир. Для него лучше мертвый герой, чем живой предатель. – И язвительно усмехнулся. – Отпадает причина бесчестия и стыда.

Бардак мрачно слушал сталкера, низко опустив голову, и отрешенно рассматривал ладони. Линия жизни была четко выраженной и глубокой: прекрасный знак. Вот где можно поверить во что угодно, даже в хиромантию.

Беспалый вновь рассмеялся, но уже сочувственнее.

– Медалью, наверное, посмертно наградили. Вот будет радость матери и отцу – знать, что сын пал смертью храбрых. Хотя, – тяжело вздохнул, – равноценная ли замена для родителей – посмертный орден сына? Навряд ли.

Тупой такой взгляд, сверял правую и левую руку, сравнивал: что предназначено с рождения, а что уготовано судьбой. Он все отлично слышал, только доходило до него как до жирафа, медленно и невнятно. Слова доносились как сквозь пелену, словно он находился под водой, а с берега ему кричали: «Дурак, ты же тонешь!»

– Сочувствую я тебе, – произнес Беспалый, доставая пистолет и заботливо кладя его под подушку. Автомат он положил рядом с собой. – И родителям твоим сочувствую. Но уже ничего нельзя изменить. Путь назад заказан. Свою судьбу ты выбрал, когда только переступил Зону. Так что теперь приспосабливайся к новым условиям. Тебе еще придется доказать Зоне свое право на жизнь.

Сознание раздвоилось. Одна половина заладила: «Что же делать?», вторая отвечала: «Ничего. Уже слишком поздно!» Пальцы мелко дрожали. Еще бы, такое напряжение.

Пустота в голове и глобальная опустошенность. И никакого дальнейшего смысла жизни. Как говорится, ни забот, ни хлопот. Как планировать, когда можно погибнуть в любую секунду? Да и зачем себя мучить, как сказал сталкер, глупыми иллюзиями? На душе разлилось такое гадкое ощущение, будто тебя поставили к стенке и через минуту расстреляют. Полная гармония – безумие. Что это было, он не знал. Он не понимал своего состояния, но, как ему показалось, где-то глубоко-глубоко невольно смирился со своей незавидной участью. Все же когда-то умирают. Это, конечно, грустный факт, но ведь ничто не вечно под луною. Хотя об этом было даже страшно думать: умереть в восемнадцать лет, к тому же неполных. Да будь ему больше, какая разница? Как вообще нормальный, здравомыслящий человек может согласиться и смириться со смертью? Тем более в его незавидном положении. Визуально он – живой, а реально – мертвый. Сегодня он еще топчет землю, а завтра… Никакой гарантии, что останется в живых.

Линия заходила за большой палец, а начало брала от запястья. «Жить будешь долго!» – нашептывала интуиция. А разум возражал: «Только в каком виде?! Зомби?! Контролером?! Псом?!»

В понимании Зоны, все твари равны. Она не выделяет любимцев. Разумные, неразумные – все ее дети. Хотя встречаются исключения, как, например, этот чокнутый Черный Сталкер или Доктор. Но это единицы. Да и у них существуют свои запарки.

Выжить любой ценой. Покинуть это гиблое место.

Безнадежно. А может, существует какой-нибудь шанс, маленький, но которым он непременно воспользуется?

Очень хочется жить… – И сам же себе возразил: – А кому в этой чертовой Зоне не хочется жить?! Добровольно, что ли, они все умирают?!

Мысли наскакивают одна на другую, разрушая логику, а вместе с ней и мозг. И ты пытаешься ухватиться за какую-нибудь надежду, как утопающий за соломинку. Вера в суеверия, что еще остается делать? Глупо, и все же какая-никакая, но надежда. Хотя в Зоне она такая тонкая, тоньше волоска. Не разглядеть и в микроскоп.

– Значит, выхода нет, – угрюмо прошептал он и почувствовал, как тревожно сжалось сердце. В висках заломило, да так сильно, что он невольно принялся массажировать шею. Боль отступила, а вот горечь осталась. Беспалый не врал, описывая его дальнейшую жизнь. Жизнь без будущего. А теперь еще и настоящее без прошлого. И жизнь эта – ежесекундное ожидание смерти. И ему показалось, что он словно со всего разбега наткнулся на глухую стену безнадежности. Уперся лбом, и не сдвинуться. В мозгу что-то щелкнуло. Угнетающая атмосфера окутала сознание непроницаемым покрывалом ужаса. Мир померк, погружаясь во тьму. Воспоминания о доме, подхваченные резким порывом, сгинули, исчезая в точке. Он словно оказался запертым в скоростном лифте, который со сверхзвуковой скоростью уносил его в неизвестность. И неизвестность эта именовалась Чернобыльский Ад.

– А я тебе о чем говорю? Вход в Зону есть, а вот выхода – нет. Это как дверь, открывающаяся в одну сторону. Военные сквозь пальцы смотрят на тех, кто проникает в Зону. – Беспалый перевернулся на бок и достал из рюкзака бутылку водки. – Кто-то должен поставлять артефакты для изучения. Прибыльное дело: на Большой земле хватает богачей, желающих выложить за артефакты кругленькие суммы. Да и ученым необходим новый материал для экспериментов. Живой человек в Зоне как обычное

мясо, мертвый – живой научный прорыв. Вот и ставят они опыты. Скрещивают, оперируют, наблюдают. Наверное, пытаются изготовить средство, способное возвращать к жизни после смерти. Ведь зомби в Зоне – это не миф. Нет крови, а органы функционируют, нет мозгов, а как-никак что-то мыслит. Труп трупом, но бродит. А значит, живет. Парадокс. В это трудно поверить, пока сам не столкнешься. Возможности Зоны безграничны. Было бы желание, можно и до истины докопаться. А желания и любопытства паучникам не занимать. Вот они и стараются орудовать скальпелем. – Он на секунду задумался. – А возможно, пробуют отыскать секрет вечной молодости. Что в Зоне также вероятно, судя по аномалии «негниения». Тела, закупоренные в ней, не поддаются смерти и тлену. Знаю одного парня, он уже лет десять в ней торчит. Моргает, дышит, когда проходишь мимо, пытается что-то сказать, беззвучно открывая рот. Такой упитанный молодой человек, краснощекий, а ведь не ест и не пьет уже не один год. Непонятно, чем питается. Не воздухом же! И не умирает, и не стареет. Необъяснимое явление. Даже Выброс на него не действует, словно он предохранен от внешней атмосферы защитной оболочкой, внутри которой находится питательная сфера. О чем он там думает, что ощущает? Интересно! Попытались паучники его вытащить, но все и сгинули. Одни ошметки остались, словно им под ноги гранату бросили. Другие умные были, установили камеры и теперь следят с безопасного расстояния. Изучают его реакции, когда бодрствует, когда спит, но внутрь больше не суются. Видать, работает аномалия особым образом, в определенной последовательности. Если одного захватила, других не впускает. Чем не головоломка?! Разгадал – и вся жизнь в шоколаде. Полезная она, в хозяйстве бы пригодилась. Например, наступили голодные времена или ледниковый период, укрылся в ней и дожидаешься лучших времен, сквозь бронированный щит наблюдая за происходящими событиями. И можешь не переживать за сохранность и здоровье. В ней надежнее, чем в самом современном бункере. Я однажды, помню, хотел помочь парню, чтобы избавить его от мучений. Стоять так вечно все же несладко. Никакой свободы. Подумал я, взял и шарахнул в аномалию из гранатомета. И ничего. Результат нулевой. Никаких повреждений и последствий. Парень даже не моргнул и не шелохнулся. Взрыв был адский, рядом стоящие деревья все завалились, осколки на километр разлетелись, а ему там все нипочем. Стоит себе как ни в чем не бывало и глазами хлопает. Хотя я воспользовался самым мощным зарядом, которым гранитную скалу разрушил. – И, оправдываясь, добавил: – Ну, тропинку в горы прокладывал, а она мешалась. Такие вот дела. В Зоне вечная жизнь равносильна плену. У каждой медали две стороны. Что-то приобретаешь, а что-то теряешь. Это жизнь. Бесплатным бывает лишь сыр в мышеловке. – Он громко прищелкнул языком. – А может, все банально проще: вечная жизнь и молодость – это всего лишь прикрытие, а сами они разрабатывают новый вид биологического оружия. Кто их знает, над чем они в Зоне колдуют?! Все они там повернутые, одержимые своей наукой! А может, и все совмещают вместе. Финансирование у них будь здоров. Правительство, секретные службы, военные да и олигархи вкладывают. Все думают о будущем. Кому же умирать охота? – И он нравоучительно поднял указательный палец. – А вот выйти – это уже другое дело. Здесь попахивает раскрытием государственной тайны. Ведь общественность не в курсе, что здесь происходит в действительности, бродят поверхностные слухи, а общее мнение, что у военных все под контролем. Конечно, ужасно: монстры, радиация, аномалии – но не катастрофически. Не стоит даже паниковать. – Он распечатал бутылку и большим глотком отпил прямо из горла. – Будешь? – предложил он, протягивая бутылку новоявленному товарищу.

«Товарищу! – он криво усмехнулся. – Слишком громко сказано». Товарищей и друзей он не имел, неблагодарное это дело, хлопотливое. А этот новобранец вообще не вписывался ни в какие критерии необходимости, от него пользы – как от козла молока. Так что его можно воспринимать как попутчика или в роли временного компаньона. И не больше. Обычная обуза, вроде и ненужная, но и бросить жалко. Вдруг пригодится. Да и Доктор на него имеет свои виды. Только какие, неясно.

Бардак не отказался и жадно припал к бутылке. Водка была горькая, но ему было все равно. Слезы катились из глаз, а он все пил. А когда оторвался, в горле нещадно жгло, но зато полегчало на душе. Он едва перевел дух и закусил сухим хлебцем, обнаруженным в кармане. Особенность украинской чернобыльской водки: она мгновенно приводила в состояние опьянения. То ли сказывалась радиация на продукт, то ли люди становились слабыми к алкоголю. А может, и то и другое влияло одновременно. Через минуту смерть уже не казалась такой страшной. Страх провалился внутрь и там затаился, где-то в животе. Его место заняли напускная бравада и напыщенная храбрость. Он вернул бутылку назад, заплетающимся языком спросил:

– А почему тебя прозвали Беспалым? – и осоловевшим взглядом уставился на сталкера.

– Да уж, парень, быстро тебя развезло, – шутливо заметил Беспалый, делая очередной глоток и оценивающе окидывая захмелевшего соседа. – Смотрю, осмелел даже. Хорошо. Пьяный заяц и на волка набрасывается. Ну ладно, поведаю тебе маленькую историю из своей жизни, раз уж вместе нам придется находиться некоторое время. Откровенность за откровенность. – Он вновь приложился к бутылке, но уже больше не предлагал выпить собеседнику, понимая, что тому уже хватит. – Это Доктор меня так прозвал, после того как поднял на ноги. Провалялся я у него больше месяца, как попал к нему, ничего не помню. Без сознания был. Помню лишь, что попал я, значит, в аномалию «капкан»… А дальше пелена и мрак. Знаешь, что это такое?