За боем бой
Шрифт:
– Кто это?
– тихо, почти не разжимая губ, спросил высокий.
– Прапорщик Владимирцев. Мы вместе сидели под арестом. Сейчас он служит в Уральском полку. Я вам рассказывал...
– Хорошо. Представьте меня и скажите, что на днях мы собираемся к Голощекину, чтобы заключить договор. Расспросите о вакансиях в полку... Только спокойно.
Тем временем Владимирцев торопливым шагом приблизился к ним и, улыбаясь, подал руку. У него было подвижное округлое лицо и радостно удивленные голубые глаза.
– Калманов, ей-богу, это - вы! Я так рад вас видеть!
–
– А мы с Иваном Степановичем, уж извините, думали, вы вместе с Юсовым удрали к Дутову...
– Почему к Дутову?
– побледнел поручик, забыв обо всех наставлениях.
– Мы не следопыты, чтобы искать атамана в Тургайских степях, засмеялся, спасая положение, высокий.
– Викентий Семенович, познакомьте нас!
– Да-да, - спохватился Калманов.
– Знакомьтесь: есаул Енборисов Алексей Кириллович... Прапорщик Владимирцев Андрей Сергеевич.
– Бывший есаул, как вы догадываетесь!
– снова улыбнулся Енборисов, протягивая руку.
– Кому теперь нужны казачьи офицеры, если любой унтер может назвать себя хоть фельдмаршалом.
– Я не согласен с вами, Алексей Кириллович, - возразил Владимирцев. Конечно, с большевиками можно не соглашаться, но если офицер старой армии честно идет к ним на службу, они относятся с уважением. И жалованье, знаете ли, неплохое...
– Дело не в деньгах... Просто тяжко смотреть, как гибнет без армии Россия... Мы вот с Викентием Семеновичем собираемся на днях к Голощекину. Говорят, он человек разумный. А у вас в полку, в случае чего, найдутся вакансии?
– На это я ответить не могу, так сказать, не по чину. А впрочем, давайте я познакомлю вас с Иваном Степановичем Павлищевым, нашим полковым командиром!
– С удовольствием!
– радостно отозвался Енборисов, и они все вместе направились к группе военных, от которой несколько минут назад отделился улыбчивый Владимирцев.
Подошедшие представились. Павлищев, слушая складный рассказ Енборисова, приглаживал маленькие черные усики и рассматривал есаула темными внимательными глазами. На худощавом волевом лице Енборисова пенсне выглядело как-то нелепо.
– А вы почему молчите, Калманов?
– неожиданно спросил поручика Павлищев.
– Раньше вы были разговорчивее... По крайней мере с Юсовым.
– Не напоминайте мне это имя, господин подполковник!
– Странно, кажется, вы вместе с ним собирались к Дутову? Или я ошибаюсь?
– нахмурился Павлищев.
– Иван Степанович, - вступился Владимирцев.
– Что вы, право!.. Я же ведь тоже не сразу решился идти с вами. Слава богу, Калманов понял свою ошибку и не поехал вместе с Юсовым.
– Да-да, - смягчился командир полка.
– Вы правильно сделали, Викентий Семенович. Я, вы знаете, не большевик, но то, что они делают сейчас, мне представляется наиболее нужным для России. Хорошо, если вы это тоже поняли.
– Пришлось объяснить!
– закивал головой Енборисов, и в стеклах пенсне запрыгали огоньки.
– А то ведь молодой человек не за понюх табаку, извините, жизнь погубил бы!
Офицеры еще некоторое время стояли, разговаривая, а потом, условясь
Енборисов и Калманов через калитку вошли в палисад и очутились в доме. Есаул зажег лампу, закурил и принялся ходить по комнате. Поручик молчал, словно провинившийся гимназист.
– Подите вы к черту, мальчишка!
– взорвался наконец Енборисов. Ничего нельзя поручить, мычите как теленок. Какой вы, к дьяволу, социалист-революционер.
– Алексей Кириллович, вы же видели, Павлищев не поверил!
– Бросьте, сейчас все не без греха. И подполковник, наверное, тоже не сразу к большевикам побежал. Слушайте меня внимательно: завтра вы идете к Голощекину и проситесь в полк Павлищева, говорите, что за вас могут поручиться... Хотя бы тот же Владимирцев. Служите большевикам на совесть и ждете сигнала от меня. Никакого ребячества. До моего сигнала вы - честный военспец...
– А сколько ждать?
– Не волнуйтесь, недолго. Скоро начнется. Через четыре дня откроется в Петрограде совет партии социалистов-революционеров. Он подтвердит курс на восстание. Левые эсеры тоже долго с большевиками не уживутся: Спиридонова власть делить не захочет. Наконец, большевики сделали очень большую ошибку, что пустили чехов через Урал и Сибирь. Все складывается в нашу пользу. Я уезжаю завтра утром, Павлищеву скажите, что перед вступлением в полк решил проведать родителей, скоро вернусь. Намекните, что я всегда сочувствовал большевикам, чуть ли не член эр-ка-пэ. Кстати, где служит ваш Юсов у Дутова?
– В контрразведке.
– Очень хорошо, черкните ему несколько слов, какой-нибудь родственный лепет - если он контрразведчик, все остальное поймет сам.
Калманов сел за стол, взял бумагу, карандаш и написал: "Дорогой Юрий Николаевич! Я жив, здоров. Посылаю вам весточку с моим старшим другом Алексеем Кирилловичем Енборисовым, думаю, вы сойдетесь. Ваш Викентий Калманов. Екатеринбург. 4 мая 1918 г.".
– Прекрасно, - похвалил Енборисов.
– А теперь пишите имена всех этих большевистских прихвостней. Начинайте с Павлищева...
"Уральский рабочий", 9 мая 1918 года:
"Согласно решению Совета Народных Комиссаров, бывший царь Николай Романов и его семья переведены на жительство из Тобольска в Екатеринбург и помещены в отдельном изолированном от внешнего мира помещении".
Дневник прапорщика
Андрея Владимирцева
11 февраля 1918 г., Екатеринбург
...Итак, новая жизнь - новый дневник! Боже мой, мне двадцать один год, а я уже третий раз начинаю новую жизнь! И дневник этот - третий. Нет, впрочем, четвертый, если считать тот, который я начал вести, когда тринадцати лет от роду влюбился в бледную и худющую курсистку - одну из немногих тогдашних пациенток отца. Кажется, у нее была чахотка, но я считал, что нездоровый вид - это от преданности идее, и даже находил в ней сходство с Софьей Перовской. Но, право, тот дневник не в счет, потому что через неделю-другую мне стало лень описывать, что я чувствую в ее присутствии. Попытка же сочинить стихи о моей страсти закончилась на первых двух строчках: