За боем бой

Поляков Юрий Михайлович

– Часовой! Часовой!

– Я здесь, товарищ Калманов, - отозвался голос из темноты.

– Ничего подозрительного не заметил?

– Нет, товарищ командир.

– А мне показалось, кто-то ходит... Может, приснилось?

– Бывает...

– Ну ладно, разбуди меня, когда рассветет...

Следующей ночью заложников повели за околицу - расстреливать. Когда отошли на такое расстояние, что деревня стала казаться просто россыпью степных огней, вдруг раздался выстрел - один из конвойных схватился за голову и упал.

– Белые!
–

крикнул кто-то.
– Братцы, отступаем!..

– Стой!
– закричал командир конвоя Жильцов и схватился за маузер.

Отстреливаясь, Попов бросился бежать. В темноте он столкнулся с растерявшимся от неожиданности Штамбергом.

– Бегите... Только в другую сторону... Убьют, как собаку! задыхаясь, крикнул Попов и, отпихнув его, бросился дальше.

– По врагам революции - огонь!
– срывая голос, скомандовал Жильцов, и темнота взорвалась залпом.

Раненный в бок, Штамберг затравленно оглядывался на темные силуэты и бежал, бежал, с ужасом чувствуя, как намокает кровью одежда. Над головой свистели пули, и каждая из них в любую секунду могла догнать его и положить лицом вниз на влажную траву...

Из донесения начальника штаба 3-й дивизии Уральского корпуса белых:

"Сегодня утром нашим разъездом подобран в степи возле Ахмерово неизвестный, назвавшийся сыном видного лесопромышленника Штамберга. После очной ставки показания подтвердились. Штамберг-младший находился в плену у красных в качестве заложника. Во время конвоирования к месту расстрела заложники пытались совершить побег. О судьбе остальных, в том числе интересующего вас члена губернского комитета эсеров Попова, Штамберг ничего конкретного сообщить не может. По его утверждению, Попов был вооружен и бежал в противоположную сторону. В темноте Попов мог заблудиться, поэтому его появления можно ожидать в самое ближайшее время. Штамберг также дал ценные сведения о количестве, вооружении и моральном состоянии отряда Кашириных - Блюхера.

В соответствии с полученным запросом Штамберг направлен в Омск".

– Значит, одного все-таки упустили?
– сурово спросил председатель следственной комиссии.

– Упустили, товарищ Попов!
– сокрушенно ответил Жильцов.

– Хорошо хоть, моего однофамильца достали. Значит, он стрелял?

– Он, сволочь. Двух человек положил!

– Наган нашли?

– Нашли, все патроны расстрелял и бросил...

– Покажите...
– Попов, внимательно разглядывая, повертел в пальцах оружие.
– Значит, наган ему кто-то передал, и, наверное, тот же человек предупредил о предстоящем расстреле... Кто разговаривал с заложниками накануне?

– Я спрашивал... Говорят, только Боровский.

– Боровский? Он передавал что-нибудь?

– Да, папиросы...

– Сначала - письмо, потом - папиросы, а в результате - побег. Вот что, Жильцов, возьмите ребят и арестуйте Боровского. Но доставить живым. Понятно?

– Понятно, товарищ Попов...

Через четверть часа боевики втолкнули в комнату следственной комиссии,

где, кроме Попова, сидел еще Павлищев, недоумевающего Боровского.

– В чем дело, товарищи?!
– возмущался он.
– Я не позволю...

– Это я не позволю вам, господин Боровский, продавать Дутову доверившихся вам бойцов революции!
– оборвал Попов.

– Вы забываетесь!.. Иван Степанович, скажите же...
– повернулся арестованный к Павлищеву.

– Я ничем не могу вам помочь, Петр Петрович, - покачал головой командир уральцев.
– Если виноваты, лучше расскажите всю правду!

– Да-да! А главное, расскажите про вашего дружка Енборисова! подхватил Попов.

– При чем здесь Енборисов!
– закричал Боровский.

– Хорошо. Допустим, предатель Енборисов тут ни при чем!
– насмешливо согласился председатель следственной комиссии.
– Но вы-то разговаривали вчера вечером с заложниками?

– Да. А в чем, собственно...

– Отвечать. С кем разговаривали?

– Со Штамбергом.

– Вы ему что-нибудь передавали?

– Да, коробку папирос.

– Зачем?

– Видите ли... Я узнал, что его расстреляют... Мы вместе учились в гимназии... Я пожалел...

– А наган вы ему тоже дали, потому что пожалели?

– Наган? Какой наган? Спросите у товарища Жильцова: мое оружие при мне...

– Конечно, вы не идиот, чтобы собственный наган отдать!

– Но что же, наконец, случилось?!

– А то, что Штамберг бежал, а Попов, тоже пытаясь бежать, уложил из подаренного вами наганчика двух человек. Вот что случилось!

Боровский замотал головой, словно отгоняя известие о происшедшем, и тихо, но твердо произнес:

– Никакого нагана я не передавал, я отдал только папиросы.

– Вы говорили Штамбергу о приговоре трибунала?

– Нет. Я только выразил сожаление, что жизнь сложилась так нелепо... Я никакого нагана не передавал. Верьте мне - мы воюем вместе не первый месяц...

– Не первый... И однажды вы уже пытались подбить на мятеж военспецов! Так или нет?

– Не совсем так...

– Ну, достаточно. Я слышал, Боровский, вы пописываете стишки, очень советую заготовить на себя эпитафию.

– Благодарю за совет!
– сквозь зубы ответил капитан и повернулся к двери.

– Постойте!
– вдогонку крикнул Попов.
– А кто вам сказал, что заложники будут расстреляны? Откуда вы узнали?

– Откуда? От Калманова...

– Странно... Уведите арестованного!
– Дождавшись, когда за ушедшими закроется дверь, председатель следственной комиссии отправил дежурного за Калма новым.

Тот пришел очень скоро, спокойно ответил на косвенные вопросы, и тогда Попов спросил в лоб:

– Послушайте, Боровский уверяет, будто о приговоре трибунала ему рассказали вы.

– Я, - согласился допрашиваемый.

– Откуда вы узнали?

– Простите, решение о расстреле принималось на закрытом заседании или на общем собрании?