За час до рассвета. Время сорвать маски
Шрифт:
– Суд получил фотографии и видеозапись, – говорит Мейнард. – Вот что произошло после вступительной речи.
Он некоторое время молчит, хмуро глядя перед собой. Потом продолжает:
– Собрали закрытое совещание. Фотографии показали сторонам обвинения и защиты. В свете этих улик суд принял решение снять обвинения.
– Суд? – переспрашиваю я. – Я думала, это решение принимает прокурор.
– Прокурор обладает широкими полномочиями в Штатах. Но не в Германии. Окончательное решение за судом, и в
Я киваю, хотя мне, в сущности, все равно, кому принадлежала инициатива освободить Дэмиена. Меня больше волнует вопрос – почему.
– Так что же там были за фотографии и видео? – настаиваю я.
Мейнард смотрит на документы на кофейном столике, затем рассеянно начинает приводить их в порядок.
– Именно те, которые Дэмиен не хотел показывать. То, что он надеялся сохранить в тайне. – Адвокат смотрит на меня. – Пожалуйста, не спрашивай меня больше ни о чем, Ники. Я уже нарушил профессиональную этику.
– Понятно, – выдавливаю я из себя, стараясь справиться с подступившим к горлу комом.
Не знаю точно, что именно было на тех фотографиях, но общую идею я поняла. И теперь мне ясно, почему от одного их вида Дэмиен в таком состоянии.
Я встаю, чтобы вернуться к нему. Обнять, утешить, сказать, что все будет хорошо, что больше никто не узнает. Внезапно мне в голову приходит ужасная мысль.
– Суд опубликует эти материалы?
Мейнард качает головой.
– Нет, – решительно отвечает он. – Дэмиену дали копию, а свой экземпляр суд запечатает в конверт и подошьет к делу.
– Хорошо. – Я иду к двери. – Спасибо, что рассказали.
– Дай ему время, Ники. Случившееся стало для него потрясением, но, по сути, это ничего не меняет. Ведь все, что было на этих фотографиях, уже давно в прошлом.
Я киваю, а сердце мое разрывается от жалости к мальчику, которому пришлось пережить этот кошмар.
Я выхожу в коридор и закрываю за собой дверь. Неудивительно, что Дэмиен совершенно подавлен. Единственная вещь в мире, которой он боялся, грянула как гром среди ясного неба. Фотографии видели судьи и юристы. А ведь есть еще тот, кто их прислал, и наверняка у него остались копии.
Вот дерьмо!
Нужно немедленно идти к Дэмиену. Нужно сказать, что все будет хорошо. Я встаю и медленно бреду к лифту. Нажимаю кнопку «вверх», чтобы подняться в номер, и тут же проклинаю свой эгоизм. Это мне нужно к нему. Мне нужно его обнять. А самому Дэмиену необходим лишь отдых – и он сам мне об этом сказал. Значит, мои желания могут подождать.
Я резко жму кнопку «вниз». Не могу сидеть на месте, и если к Дэмиену нельзя, я отправлюсь куда-нибудь еще. Лифт доезжает до первого этажа, и я выхожу
Сама не знаю, что собираюсь делать. День был таким долгим, и я так устала, что даже солнце, заглядывающее в окна отеля, кажется чем-то аномальным.
Я иду к выходу, но тут внезапно жужжит телефон. Я достаю его из сумочки, в надежде увидеть номер Дэмиена, но это сообщение от Оли: «Повернись». Я оборачиваюсь. Оли стоит прямо позади меня, в нескольких метрах от входа в бар, и машет мне рукой. Я нехотя улыбаюсь и машу в ответ. Он поднимает телефон, и я вижу, как он набирает еще одно сообщение. Спустя пару секунд мой телефон снова вибрирует.
«Привет, подруга! Можно тебя угостить?»
Не в силах ничего с собой поделать, я улыбаюсь. «Не рановато ли?» – пишу я в ответ, но телефон внезапно выключается. Вот черт! Я забыла поставить его на зарядку, вернувшись с озера прошлой ночью. Я бросаю его обратно в сумочку, как что-то бесполезное и неприятное, и иду к Оли. Мы садимся за стойку, и бармен ставит перед ним мартини, а передо мной бурбон.
Я делаю глоток. Оли медленно помешивает мартини шпажкой с насаженной на нее оливкой.
– Я рад, что со Старка сняли обвинения. Правда рад.
Я внимательно разглядываю его лицо, пытаясь понять степень его искренности. Но Оли лучится дружелюбием. И я говорю единственное, что могу сказать в этой ситуации, – спасибо.
– Я думал, вы там наверху празднуете, – замечает он.
– Дэмиен спит.
– Вымотался, наверное. Я и сам устал. Это была просто сумасшедшая гонка.
Терпеть не могу такие вот разговоры ни о чем.
– Ты знаешь? – спрашиваю я. – Знаешь, почему сняли обвинения?
Оли изучающе разглядывает меня, склонив голову набок.
– Ты и в самом деле хочешь говорить со мной об этом?
Я на секунду впадаю в замешательство. Когда-то я от Оли не желала слышать ни слова о Дэмиене. Но теперь, если я не узнаю, что было на этих фотографиях, я сорвусь.
– Да. Если ты что-то знаешь, скажи мне.
Он шумно выдыхает.
– Черт, Ники. Я ничего не знаю. Впервые в жизни я совершенно ничего не могу тебе сказать. Прости.
Неожиданно я испытываю невероятное облегчение. Что бы там ни было, я не хочу, чтобы Оли об этом знал.
– Ничего страшного, – говорю я, прикрыв глаза. – Все в порядке.
Он делает большой глоток мартини.
– Как насчет позднего ланча? Или поболтать?
Я неуверенно улыбаюсь. Часть меня хочет ответить «да», попытаться заделать образовавшуюся меж нами трещину. Но другая часть…
– Нет. Я пока не готова, – качаю я головой и вижу, как напрягаются мышцы на лице Оли.
– Конечно. Без проблем. Потусим, когда вернемся домой. – Он рассеянно проводит кончиками пальцев по краю стакана. – Ты созванивалась с Джеми?