За чертой милосердия. Цена человеку

Гусаров Дмитрий Яковлевич

Первыми, к кому зашел Аристов, были «антикайнен-цы». Он любил этот отряд. Здесь было много его знакомых по Заонежыо: и командир Николай Кукелев, работавший до войны секретарем райисполкома, и комиссар Николай Макарьев, и начштаба Лопаткин. Половину людей он знал еще до войны, с другой познакомился за зиму,— в этом отряде помимо обычных прав, которые давала ему комиссарская должность, он ощущал свои особые личные права, идущие еще с довоенных времен. Это отнюдь не вело к панибратству или каким-либо поблажкам. Скорее наоборот. К «антикайненцам» Аристов был более строг и взыскателен

именно потому, что это был отряд из его района и за него он, комиссар, нес как бы дополнительную ответственность. Он считал, что люди обязаны сознавать это.

Поэтому, когда после доклада он дал команду «вольно» и присел на шаткую трехногую табуретку, а люди заинтересованно притихли, Аристов внутренне был готов к самому решительному разговору. Он не знал еще, что скажет, но важно было взять инициативу в свои руки.

— Ну, как дела, товарищи? Как настроение?

Аристов снял очки и начал медленно протирать их носовым платком, который держал специально для этого. Близорукими глазами он смотрел на людей, вместо лиц видел белые пятна, щурился и ждал ответа.

— Настроение-то хорошее, только жар в печке зря пропадает — кипяток варим.

По голосу Аристов угадал Николая Чурбанова, удивился и торопливо надел очки. Знал он его как парня, хотя и смелого, но не очень-то большого любителя до разговоров.

— Что ж так бедно? Иль лишнего переел?

— Так ведь и самолеты вчера не прилетели...

Чурбанов, как видно, уже не рад был, что ввязался в

разговор, и примирительно улыбнулся.

Аристов тоже улыбнулся, но не в ответ ему, а своей догадке.

— А ты почему, Чурбанов, считаешь, что самолеты вчера должны были доставить тебе продукты?

—'Так вроде говорили.

— Ты, Чурбанов, сколько классов кончил?

— Ну, семь.

— Значит, арифметику проходил... Иди-ка сюда, считать будешь. Иди, не бойся. Когда ты получил продукты?

— Двадцать седьмого вроде.

— Когда двадцать седьмого? Утром, днем, вечером?

— Вечером.

— А двадцать восьмого тебя из котла кормили или нет?

— Кормили.

— Хорошо. А когда мы вышли?

— Двадцать девятого.

— Память хорошая. А на сколько дней дали тебе продуктов?

— Как всем. На двадцать, говорили...

— По норме получил?

— Так мы ж не вешали. Как всем, так и мне.

— Теперь загибай пальцы и считай... Нет-нет, не стесняйся, а считай по пальцам, когда эти самые двадцать дней должны закончиться.

— Товарищ комиссар,— с улыбкой вступился командир взвода Фулонов.— Неужто думаете, что мы не считали? Каждый денек по десять раз пересчитан.

— А ты, Фулонов, погоди. Я с Чурбановым разговариваю. Ну как, Чурбанов? Сосчитал?

— Восемнадцатого, товарищ комиссар.

— А сегодня какое число, кто знает?—Аристов с улыбкой оглядел бойцов и остановился взглядом на фельдшере Вале Канаевой.

— Сегодня и есть восемнадцатое,— ответила та.

— Слышишь, Чурбанов! Сегодня и есть восемнадцатое. Так что зря ты, Чурбанов, пустой кипяток варишь! Мог бы и каши наварить, если б почаще дни считал да пореже мешок развязывал. Неужто ты думал, что интенданты тебе

лишний день скостят? Нет, брат, такое не положено. Так что, Чурбанов, подвела тебя арифметика, слаб оказался. Ясен тебе этот вопрос или дальше говорить будем?

— Ясен, товарищ комиссар... Ну, а сегодня будут самолеты? Завтра по арифметике день-то уж интендантский.

— Будут.— Аристов согнал с лица улыбку, встал и сурово оглядел «антикайненцев».— Только делайте выводы, товарищи. В наших условиях перерасход продуктов приравнивается к сознательному подрыву боевого состояния бригады. Будь иная обстановка, не такой нам надо бы вести разговор. В дальнейшем спуску никому не будет, а вам, земляки, в особенности.

— Поход больно тяжкий выдался, товарищ комиссар,— вздохнул Фулонов.— Я уж так тянул! Всю дорогу впроголодь, а на последний день тоже не натянул. Надо бы тут снабжение какое-то...

— Дальше легче не будет!—оборвал его Аристов.—*

Вы помните, что нам говорилось на выходе? Не к теще на блины идем! Так что — делайте выводы... Канаева, у тебя много к первоочередной помывке назначено?

— Семнадцать человек, товарищ комиссар.

— Проследи, чтоб как следует вымылись. Пусть верхнюю одежду над каменкой прожарят. К вечеру чтоб все как перед причастием были. Проверку сделаем.

Радуясь и наглядной поучительности разговора, и своей удачной находке с арифметикой, Аристов попрощался с «антикайненцами», вышел в сопровождении Ку-келева и Макарьева на крыльцо, недолго постоял и решил обойти все остальные отряды.

Время близилось к полудню, когда он в хорошем настроении возвращался в штаб. В поселке кипела бесшумная суетная жизнь. Дымили трубы над бараками, люди бегали от домов к озеру и обратно, грели воду, стирали, мылись, развешивали мокрое белье — и все это было похоже даже не на подготовку к празднику, а на сам праздник, ибо впервые за двадцать дней они ощутили покой и удобства, какие дает человеку крыша над головой.

Аристов уже ступил на невысокое крыльцо, когда за протокой дружно, как по команде, ударили пулеметные очереди. В первую секунду казалось, что все это случайная стрельба, такая же, как вчера по лосям, что сейчас все кончится и опять наступит умиротворяющая тишина июльского дня.

Но к пулеметам присоединилась автоматная трескотня, забухали одиночные винтовочные выстрелы. Редкие шальные пули долетали до поселка и верещали над крышами.

Выскочивший из барака Григорьев крикнул:

— Колесник, командуй в ружье! Занять оборону!

Сам вместе со связными побежал в сторону протоки,

в сектор отряда «Мстители».

з

Взвод Бузулуцкова был выставлен боевой заставой в полукилометре от поселка, на дороге, ведущей в деревню Юккогуба. Теперь это была уже не дорога, а заросшая травой широкая тропа, петлявшая по обочинам болот, по берегам озер и пригодная летом лишь для проезда на волокушах. Другого пути отсюда не было. Разве что на лодке по озеру до маленькой речушки, а по ней потом можно выбраться на озеро Селецкое, на берегу которого