За чертой
Шрифт:
Декко. Странно, он улыбнулся Синтии.
Стрейф. Синтии? Не понимаю.
Декко (громко смеется). Он вдруг поднял голову и улыбнулся, когда она проходила мимо. Сидел с таким видом, будто вообще не умеет улыбаться, и надо же, когда она проходила мимо…
Милли. Должно быть, Синтия пожелала ему доброй ночи.
Декко. Да, наверное.
К ним быстро подходит мистер Молсид.
Mолсид. Все в порядке, майор? Как устроились?
Стрейф. Превосходно, благодарю вас.
Декко. Отлично.
Милли. Куриные котлеты были бесподобны, мистер Молсид.
Молсид. В этом сезоне Макбрайд постарался разнообразить меню. Надеюсь, вам понравится, как он готовит устрицы в коньячном соусе.
Милли. Обожаю
Стрейф. А кто это сидит вон там? Тот рыжий малый?
Молсид. Приношу свои извинения, мистер Стрейф. Виноват, он заказал номер по телефону.
Стрейф. Боже мой, вы меня не так поняли. Потрясающий парень. Мы просто полюбопытствовали.
Декко. Я предположил, что он коммивояжер, но меня подняли на смех. (Смеется.)
Молсид (запинаясь). Трудно судить о человеке, когда говоришь с ним по телефону, а тут как раз отказались от номера в пристройке. Завтра утром он уедет, но (со смешком), знаете, я кормил собак, когда он вошел в холл. При нем была одна матерчатая сумка со сломанной молнией, его подвезли наши французские друзья. Вам он, конечно, кажется странным типом?
Стрейф. Нет-нет, ничего подобного. Мы не хотели сказать ничего плохого…
Декко. Все люди разные, мистер Молсид, и будь иначе, каким скучным был бы наш старый мир. (Снова смеется.) Так говаривал мой старик. Когда в его присутствии высказывались в чей-нибудь адрес, он только покачивал головой и повторял, что все люди разные. Это-то и замечательно.
Молсид. Да, да, вы правы. Что ж, желаю вам доброй ночи. Миссис Стрейф уже поднялась к себе?
Стрейф. Да, Синтия отправилась спать.
Милли. Доброй ночи, мистер Молсид.
Декко. Доброй ночи.
Стрейф. Доброй ночи.
Все стихает, звучит голос Милли.
Милли (от автора). Вскоре и я отправилась к себе, а мужчины остались пропустить еще по одной. На отдыхе Стрейфы всегда занимают отдельные комнаты, как, впрочем, и дома. На сей раз ему отвели «Герань», ей – «Фуксию», а мне – «Розу». Скоро Стрейф заглянет ко мне. Он не бросает жену из жалости: боится, что она не сможет одна. Стрейф добрый и сентиментальный, его ничего не стоит растрогать до слез: он и представить не может, как Синтия, такая беспомощная, останется в одиночестве и ей не с кем будет словом перемолвиться. «А кроме того, – повторяет он, дурачась, – это расстроило бы нашу карточную компанию». Разумеется, я со Стрейфом никогда не говорю о Синтии и вообще об их семейной жизни, соблюдая и в этом неписаное правило нашей компании. Покончив с выпивкой и расставшись с Декко, Стрейф проскользнул ко мне в комнату. Я ждала его в постели, но, как он любит, не разделась, а только сняла платье. Он никогда не признавался в этом, но я знаю, что Синтия не поняла бы его и не стала бы ему потакать. Мой покойный муж тоже осудил бы меня. Бедный Ральф был бы просто шокирован.
В комнату доносится негромкий шум моря.
Окно было распахнуто, мы лежали рядом, в блаженной неге.
Шум моря; волны, поначалу слабые, бьют все сильнее, и вот уже все сливается в один нескончаемый рев. В рокоте моря и завывании ветра все более отчетливо выделяется то, что придает им такое зловещее звучание: это вопль человеческой боли. Мужчина кричит и стонет. Он захлебывается, словно идет ко дну. Женский голос, полный ужаса, несколько раз кричит: «Нет!» Все внезапно стихает.
Утро. Поют птицы. Слышно звяканье посуды. Завтрак на террасе Гленкорн-Лоджа. Декко рассказывает ирландский анекдот.
Декко. Дело было… поздним вечером, и, само собой, он порядком набрался. Ну вот, позвонил он жене предупредить, что задерживается, и узнал про себя немало интересного.
Милли. Налить кофе?
Стрейф. Спасибо, Милли.
Декко (заплетающимся языком, с грубым ирландским выговором). «Господи, да как же отсюда выбраться? Кругом одно стекло».
Декко громко смеется. Стрейф шуршит газетой.
Милли. Еще кофе, Синтия? Синтия. Да, спасибо.
Стрейф снова шуршит газетой. Читает вслух.
Стрейф. «Ожидается солнечная, сухая погода». Что ж, прекрасно.
Милли. Это обнадеживает, не то что в прошлом году.
Декко. Короче, пришлось выслать полицейский наряд. «Меня, верно, снаружи заперли, – заявил наш герой. – Извините, что побеспокоил, шеф».
Декко смеется. Женщины вежливо присоединяются к нему, но без большого энтузиазма.
Стрейф. Мы собирались с утра прогуляться в Ардбиг, дорогая. Нам нужно договориться с Генри О'Райлли о рыбалке.
Синтия. Я посижу в саду.
Милли. Бедняжка, ты еще не отошла после дороги.
Синтия. Нет, я чудесно выспалась. Просто я с удовольствием побуду в саду, посмотрю, какой он в этом году. Почитаю вон в том уголке, где магнолии.
Декко. Бедная ты наша глупышка.
Синтия. Я прекрасно проведу время.
Стрейф. Вы же знаете, Синтия любит побездельничать.
Все стихает.
Милли (от автора). Я всегда считала, что Синтия чересчур много читает. Порой она откладывала книгу и застывала с такой меланхолией во взоре, что всякому понятно – от чтения ей один вред. Ничего страшного, скажете вы, просто у Синтии богатое воображение. Не скрою, ее начитанность нередко помогала нам в наших путешествиях: за многие годы Синтия проштудировала десятки путеводителей по Ирландии. «Вот с этих скал гарнизон сбросил ирландцев в море», – сообщила она нам, когда мы проезжали мимо на машине. «Эти скалы называются Девами», – просветила она нас в другой раз. Благодаря Синтии мы побывали в таких местах, о существовании которых и не подозревали: в башне Гаррон на мысе Гаррон, в мавзолее в Бонамарги, на скале Дьявола. Синтия просто переполнена сведениями по истории Ирландии. Она читает все подряд: биографии и автобиографии, пухлые труды о долгих веках кровопролитных сражений и политической борьбы. Какой бы городок или деревушку мы ни проезжали, Синтия обязательно что-нибудь рассказывала. Что греха таить, мы не всегда воздавали должное ее эрудиции, но Синтия не обижалась, похоже, ей было безразлично, слушаем мы ее или нет. Кстати говоря, не будь она такой тряпкой, ее супружеская жизнь сложилась бы куда благополучнее и сыновья уважали бы ее.
С этого момента рассказ Милли сопровождается шумом моря.
Покончив с завтраком, мы оставили Синтию в саду, а сами спустились к берегу, усыпанному галькой. Я была в брюках и блузке, на спину накинула кардиган, завязав спереди рукава, – на случай, если похолодает. Все обновки я купила, собираясь в поездку, и подобрала все в оранжевой гамме.
Стрейф одевается во что попало, Синтия совсем не следит за ним. Помню, в то утро на нем были бесформенные вельветовые брюки – в таких мужчины обычно возятся в саду – и темно-синий трикотажный свитер. Декко вырядился как на модной картинке: светло-зеленый льняной костюм с модной отделкой на карманах, ворот темно-бордовой рубашки распахнут, и виден медальон на тонкой золотой цепочке. Идти по гальке было довольно трудно, и мы шагали молча, но когда начался песок, Декко рассказал очередной ирландский анекдот, а потом заговорил о девице по имени Джульетта, которая перед самым нашим отъездом из Суррея без обиняков предложила ему жениться на ней.