За други своя!
Шрифт:
Старший из хангаров заговорил с данваном на своем языке. На анОльвитце не было шлема, но выяснилось — он и понимает и говорит не только по-хангарски,
но и по-славянски. Выслушав своего раба, он кивнул, почему-то сожалеюще смерил мальчишек взглядом и заговорил с Ревком:
— Теперь ты понял, что заниматься бандитизмом гуупо?0бязательно поймаем. И посадим сюда.
Ревок пожал плечами:
— Так старший брат у меня есть.
— А мы и его посадим и поймаем, — ответил анОльвитц, заложив руки за спину.
— Так и младший брат у меня есть, — спокойно ответил
— Поймаем и посадим и его.
— Да там-то и я, будет час, сбегу, — улыбнулся Ревок. И чуть не упал — ладонь данвана хлестнула его по лицу, разбив губы. Но удержался на ногах, не закричал и ответил спокойно, только чуть косноязычно: — А теэ-от и беать стаэт неуда.
— В барак, — махнул рукой анОльвитц, повернулся и зашагал прочь…
…В бараке не было пола — просто железный домик, поставленный на почву. Но, когда Краслав попытался копнуть, ямка сразу заполнилась водой.
— Срам Кощеев, — подвел он итог и уселся в угол, сложив руки на коленях. Ревок какое-то время кружил по камере, исследуя ее, потом уселся рядом:
— Как станем?
— А посидим тут, дверь выпнем да и уйдем уходом, — серьезно ответил Краслав. — По-меж делом — глянь, глазок там.
Действительно, в двери был широкий, с экран телевизора, глазок, позволявший видеть, все внутри. Как раз когда мальчишки на этот глазок посмотрели, в нем возникла мрачная рожа охранника, обозрела камеру и исчезла. Горцы переглянулись, и Ревок, поняв, что им обоим одновременно вспомнились рассказы Вольга, поднялся:
— А то похохочем…
…Через какое-то время охранник доложил анОльвитцу, что славянские щенки каждый раз, когда он, выполняя долг, заглядывает в камеру, просто умирают со смеху, даже по полу катаются. Так в лагере себя еще никто не вел, и анОльвитц поспешил в барак.
Реакция на его появление в глазке выразилась в визге, икоте и судорожных телодвижениях. АнОльвитц в сопровождении двух хангаров ворвался внутрь. Он с удовольствием разорвал бы маленьких негодяев в клочья, но завтра должны были явиться за ними. Кроме того, СЕГОДНЯ вечером намечался небольшой праздник с несколькими командирами ночевавшей неподалеку колонны — и портить себе настроение не хотелось. АнОльвитц убрался — напоследок заглянув в глазок и вызвав еще один приступ смеха…
…Да, рассказы Вольга не пропали даром. Изунтри глазок был жирно обведен грязным квадратом. Ниже той же грязью было тщательно выписано совместно припомненными буквами кириллицы: коротко и убойно — ФИЛИПС
Вечерело, когда на подъездной дороге появились шестнадцать молодых парней в форме горных стрелков. Они шагали по обеим сторонам дороги, провожая похабными замечаниями любое проносившееся транспортное средство, появлявшееся навстречу или догонявшее их. Грязная форма, драная и попаленная, раздрызганные ботинки, угрюмо-бесшабашные лица, сбродное оружие — все говорило о том, что ребятки долго уже бултыхались в дерьме, чудом
из него выбрались и сейчас стремятся отдохнуть…
…Когда Йерикка предложил это, Гоймир задумался и возразил:
— Молоды.
— У
Тогда Гоймир согласился и послал в одну из весок за трофейным барахлом.
Вроде бы и в самом деле сошло. Хангары у входа подтянулись и заозирались. В негласной "табели о рангах" данвансних войск они стояли на последнем месте.
Ребята остановились шагах в пятнадцати и тут же устало поплюхались на обочины, нарочно отворачивая лица. Кто-то завалился на спину, кто-то начал переобуваться, кто-то глотал воду из фляжки… Йерикка, Олег и Гоймир пошли на пропускной пункт.
В таком напряге Олег давненько не был. И удивлялся, как спокойны его спутники — в полной уверенности, что сейчас именно по нему определят под лог, что он не выдержит…
— Тут есть данваны? — Йерикка обратился к старшему хангару. — Срочно и любые.
— Гаспадин анОльвитц йорд Ратта, — ткнул хангар в бараки, — но у них там ивыстыреча…
— Не важно, — поморщился Йерикка и пошел мимо так, словно хангарами тут и не пахло.
Вот тут началось слегка наперекосяк. Очевидно, те получили строжайшее указание никого не пускать, потому что хангар почти умоляюще сказал, заступая дорогу:
— Бамаги… бамаги, документы покажите…
"Абзац", — подумал. Олег, невольно оглядываясь на дорогу, по которой как раз перла колонна грузовиков с солдатами.
И вот тогда-то Олег и оценил Йерикку в полной мере. Рыжий горец повел себя с потрясающим хладнокровием и пониманием обстановки — им можно было только любоваться. Сперва он застыл, словно не понимая, кто ему заступил дорогу и что это, собственно, значит?! Потом он сбычился и набрал воздуху в легкие — этого было достаточно, чтобы хангар посторонился, но, раздраженный недосыпанием, усталостью и человеческой тупостью командир горных стрелков выхватил из кармана блокнот и заорал, пересыпая рев матерной бранью:
— Ты, ублюдок, б…я, видишь этот блокнот?! Я, б…я, сейчас тебя заставлю его в зубы взять и к этому вашему анОльвитцу раком, раком, на х…, ползти! Мы, б…я, за этим блокнотом… А ну-ка!..
Йерикка зашагал дальше. Гоймир и Олег, все это время стоявшие с устало-непроницаемыми лицами, двинулись следом.
— Что там? — спросил Гоймир, когда они отошли шагов сорок, имея в виду блокнот.
— Мои записи, — спокойно ответил Йерикка. — А ведь чуть не влипли… До чего поганое место!
Олег был о ним согласен на все сто. Пахло сыростью и — слабо, но ощутимо — гнилой кровью и нечистотами. Котловина напоминала декорацию к фильму о концлагере, но для декорации она была слишком реальной.
— Так, начинаем, — Йерикка достал из-под куртки свой «парабеллум» кустарным глушителем. Такой же был на «нагане» Олега, а Гоймир позаимствовал второй «парабеллум» у Святомира. — Вольг, вышки… Куда? — это относилось к хангару, появившемуся из-за штабного барака. "Тв!" — выплтонул «парабеллум», и хангар грохнулся наземь. — А мы внутрь.
Он и Гоймир взбежали на крыльцо — изнутри, когда Йерикка распахнул дверь, донеслись сдержанный, но веселый шум, позвякиванье… а потом все разом стихло.