За гранью слов. О чем думают и что чувствуют животные
Шрифт:
– Чтобы выжить во время засухи, – рассказывает Синтия, – разные слоновьи семьи прибегают к разным способам. Некоторые жмутся поближе к болоту. Но если оно пересыхает, им конец. Некоторые уходят далеко на север, иногда впервые в жизни. Этим везет больше. Из сорока восьми семей только одной удалось обойтись без потерь.
В одной семье падеж составил двадцать голов: семь взрослых слоних и тринадцать детенышей.
– Обычно, если кто-то из слонов падает, вся семья сбивается вокруг и пытается поднять его. Но в засуху силы у всех на исходе, если кто-то валится с ног, ему никто не поможет. И ты смотришь, как животное корчится на земле в агонии…
Поголовье слонов в Амбосели сократилось на четверть, из тысячи шестисот особей погибли четыреста. Умерли практически
С началом дождей у всех лишившихся детенышей самок одновременно началась течка, и как результат – величайший за сорокалетнюю историю наблюдений Синтии слоновий беби-бум. За последние два года на свет появились двести пятьдесят слонят. Природа стремительно восстанавливает равновесие. После всех невзгод Амбосели из бывшей скорбной юдоли превращается в слоновий рай, где животным повезло родиться. Густые леса, море травы и практически полное отсутствие врагов и соперников. Роскошь, да и только. Вода – источник слоновьей жизни. И залог слоновьего счастья.
Несколько слонят весело хлюпают, переходя вброд изумрудный проток под раскидистой пальмовой сенью. Этим малюткам с подвижными гибкими хоботами, судя по всему, пришла пора перейти на внешнюю орбиту возраста невинности.
Я не могу удержаться от смеха:
– Гляньте-ка, каков пончик!
Упитанному слоненку полтора года. Он и правда похож на пончик. Четверо взрослых слоних и трое детенышей барахтаются в жидкой грязи, щедро плещут ею хоботами себе на спины, а потом лениво разваливаются на берегу. Малыш тает в блаженной истоме, я вижу, как расслабляются мышцы возле его хобота и дремотно закрываются глаза. Молодая слониха по имени Альфри укладывается отдохнуть. Слонята спотыкаются о ее ухо и падают друг на друга. Ай да куча-мала! Возня перетекает в дремоту. Детеныши спят, лежа на боку, взрослые заботливо стоят над ними, сонно прижимаясь друг к другу. Им спокойно, потому что все рядом, все в безопасности. И от одного взгляда на них на душе становится тепло.
Кто из нас не предавался мечтам о том, как выиграл бы в лотерею, бросил работу и зажил бы в свое удовольствие: покой, игры, семья, детки и время от времени упоительный секс? Проголодался – ешь, захотелось вздремнуть – спишь. Получается, выиграй человек в лотерею и разбогатей в одночасье, он захотел бы жить как слон. Не зря же говорят: довольный как слон.
Слоны кажутся воплощением довольства. Точнее, такими мы их видим. А что они на самом деле чувствуют? Мой внутренний натуралист требует фактов.
– Слоны испытывают радость, – говорит Синтия. – Возможно, она отличается от нашей. Но это радость.
Как же человеку догадаться, что слон радуется? Поди пойми, когда другой рад, даже если это человек. А тут слон. На самом деле нас с ними радуют одни и те же вещи: встречи с друзьями и знакомыми, обильная еда и питье. Так что можно допустить, что и чувствуем мы одно и то же. Но подобные допущения могут завести очень далеко. Веками, стоило только начать строить какие-то предположения о животных, как человечество швыряло из крайности в крайность: от веры в то, что они наделены магической силой, до полного отрицания в них способности мыслить и элементарно чувствовать боль. Труды Конрада Лоренца и Николаса (Нико) Тинбергена сделали индивидуальное и групповое поведение животных частью науки, так что в 30-е и 60-е годы ученые попытались вырваться из тенет вековых заблуждений. Они утверждали, что поведение животного – вещь объективная, видимая глазу, а вот его мыслительные процессы мы наблюдать не можем, поэтому любые рассуждения на эту тему лишь сотрясение воздуха, на которое жаль тратить время.
Основная тема этой книги – как раз рассуждения о мыслительных процессах у животных. Задача нам предстоит непростая: объективно и непредвзято рассмотреть доказательства наличия у животных мыслительных процессов или отсутствия таковых, соблюдая при этом истинность, логику и научный подход. Нам придется многое изучить и, что самое сложное, понять.
Синтия работает
Об одном я пока не догадываюсь: мой вопрос сформулирован с точностью до наоборот.
Синтия Мосс постоянно живет в столице Кении, Найроби, но сердце ее каждую минуту рвется в полевой лагерь в Амбосели. Лагерь уютно расположился на расчищенной среди пальмового леса вырубке: хибарка повара окружена полудюжиной вместительных палаток, в каждой из которых есть настоящая кровать и кое-что из мебели. Недавно утренний чай несколько запоздал. Госпожа натуралист расстегнула «молнию» на выходе из своей палатки, чтобы узнать, как обстоят дела с чаем, и обнаружила на крыльце хибарки повара мирно спящего льва. Сам повар маячил в окошке, и сна у него, разумеется, не было ни в одном глазу.
Сегодня чай подоспел вовремя. Уписывая тосты, я наконец смог задать Синтии свой, как мне виделось, вопрос вопросов:
– Всю жизнь вы наблюдаете за слонами. Что благодаря этому вы узнали о человеке?
Убедившись, что диктофон включен, я откидываюсь на спинку стула. Сорок лет постижения истины, сорок лет всматривания внутрь себя. Мне определенно будет что послушать!
Но Синтия Мосс изящно направляет разговор в другое русло:
– Я наблюдаю за слонами и считаю их слонами. Они интересуют меня в первую очередь как слоны. Не думаю, что нужно сравнивать их с людьми. Куда интереснее рассматривать животное именно как животное. Например, я размышляю, каким образом ворона с ее крохотным мозгом способна принимать такие ошеломляющие по сложности решения. И при этом мне совсем не интересно сравнивать ее с трехлетним ребенком.
Вежливый отказ Синтии обсуждать волнующую меня тему звучит неожиданно, и сначала я не до конца понимаю, что, собственно, происходит. А потом теряю дар речи.
Всю жизнь я посвятил этологии [2] и давным-давно уяснил, что большинство животных, ведущих общественный образ жизни, – в первую очередь пернатые и млекопитающие, – по сути своей неотличимы от нас. Я задумал книгу о том, что «животные как люди». Я и в Кению ехал затем, чтобы убедиться, что слоны «как люди». У меня в голове не укладывалось, что интерес к животным возможен без стремления провести параллель между ними и нами. А теперь оказывается, что мой основной курс нуждается в существенной корректировке! Мне, словно больному, чтобы пойти на поправку, понадобилось некоторое время – точнее, несколько дней, – пока горькое лекарство не усвоилось.
2
Этол'oгия – полевая дисциплина зоологии, изучающая генетически обусловленное поведение (инстинкты) животных. Термин ввел в 1859 г. французский зоолог Изидор Жоффруа Сент-Илер. (Здесь и далее, кроме особо отмеченных случаев, – примеч. пер.)
В свете вскользь брошенного Синтией замечания, которое на самом деле имело колоссальное значение, надо было перестать видеть в человеке меру всех вещей. Я всю жизнь полагал, что иду верной дорогой, потому что для меня существуют животные и рядом с ними – беззаветно преданные своему делу наблюдающие за ними люди. Я хотел их сопоставить. Но путь, избранный Синтией, куда вернее. Для нее ценность животных не в том, что они как мы, а в том, что они сами по себе. Надо спрашивать не «Какие животные похожи на нас?», а «Какие они, животные?» или даже «Кто они?». Вот как должен звучать вопрос вопросов.