За гранью снов

Хоффман Нина Кирики

Ей же вообще не нужен хранитель, правда? В принципе, нет.

— Я готова выйти, — сказала она.

Дом выпустил ее на кухню, отпуская помаленьку. Она отделилась от стены и мягко, чтобы не было синяков ни у нее, ни у дома, разорвала их связь. Наконец, она сама шагнула вперед и взглянула на себя.

— Эй, это не мои волосы, — возмутилась она.

По ее плечам ниспадали длинные, светло-каштановые волосы до пояса. Голубые джинсы и зеленая рубашка, которые она

надела с утра, стали бирюзовыми, а ее армейские ботинки превратились в кожаные английские сапоги по колено для верховой езды.

— И одежда не та. Как ты мог забыть?

— Извини, — сказал дом.

— Ты можешь сделать мне стрижку? — спросила Мэтт, прижимая ладони к стене.

Сначала она чувствовала только твердое дерево. Она надавила сильнее, и напряжение поверхности исчезло. Она снова слилась со стеной.

— Представь, как ты выглядишь, — велел ей дом.

— Я не знаю, как я выгляжу.

— Тогда представь, как ты хочешь выглядеть, какими должны быть твои волосы, одежда.

— Мне понравились эти сапожки, у меня таких никогда не было.

— Они принадлежали кому-то, кто жил здесь много лет назад. Я забыл отметить, в чем ты была, когда вошла внутрь меня.

— Да одежда-то мне нравится, но я не ношу такие яркие цвета. Да и волосы вроде бы ничего, но мне с ними как-то непривычно. Я сейчас не готова ко всем этим переменам. Я хочу свою обычную стрижку. — На самом деле она не стриглась уже месяца два, и волосы порядком отросли, но поскольку они еще не лезли в глаза, она их и не трогала.

— Представь себе, чего ты хочешь, — снова повторил дом.

Мэтт подумала о своей прическе, одежде, ботинках. Через минуту дом легонько вытолкнул ее обратно на кухню. На ней все еще были сапожки для верховой езды и одежда странного цвета, хотя уже не столь ослепительно-лазурного. Волос ей уже было не видно. Она подняла руку и нащупала короткую стрижку.

— Спасибо, — сказала она. — Все это так странно. А если бы я захотела стать повыше ростом, или потолще, или рыжеволосой? А что, если бы я представила себя абсолютно другим человеком?

— Такое вполне могло быть, — ответил дом.

— Потрясающе!

В кухню вошел Эдмунд.

— Мэтт, все в порядке? — спросил он.

— Думаю, да. — Она посмотрела на свои руки, потом пощупала грудь, живот, ноги. — Я хорошо выгляжу? — спросила она, ощупывая свое лицо. Раньше она не особо задумывалась о лице и не рассматривала его. Вдруг она его сейчас неправильно представила? Дом бы этого сам не почувствовал. Он не разбирался в том, как должны выглядеть вещи и люди.

Если не считать того, что он знал от Натана. И от Джулио, и

от Мэтт, и еще то, что он узнавал из снов.

— Ты выглядишь прекрасно, — сказал Эдмунд.

— И с лицом все в порядке?

— Оно красивое. — Он подошел и взял ее лицо в ладони.

— Это не так.

— Оно очень красивое. И ты выглядишь отлично.

— Правда? Ты уверен? Минуту назад у меня были длинные волосы. Мне пришлось снова зайти и выйти. Если ты соберешься слиться с домом, посмотри сначала хорошенько на себя, чтобы запомнить, каким ты должен выйти обратно. Видишь эти ботинки?

Он наклонился, чтобы получше рассмотреть их.

— Дом забыл, какие ботинки были на мне, и дал мне вот эти.

— Но ты-то свои ботинки хорошо знаешь, — сказал он. — Ты должна помнить каждую их складочку.

— Мне эти больше понравились. — Мэтт стала мучить совесть. Она уже давно носила те армейские ботинки, и они ей верно служили все это время. Как она могла променять их на другие?

Можно ли получить их назад? Будут ли они, как прежде? Из чего сделаны эти новые, и куда делись те?

Куда делась та прежняя Мэтт?

Из чего теперь сделана она?

Мэтт в страхе схватилась за плечо Эдмунда. Он выпрямился, посмотрел ей в лицо и крепко обнял. Она поцеловала его и спросила:

— Я — это я? Я все такая же?

Вкус ее был прежним: смесь полыни, дикой природы, дыма, и к этому теперь примешивался еще и аромат чая.

— У меня прежний вкус? — мысленно обратилась она к нему.

— Да. — Его внутренний голос был очень музыкальным, каким иногда бывал и настоящий голос, ярким, поющим, серебристым.

— Ты уверен?

— Уверен.

Она постояла еще немного, прижавшись к нему, потом освободилась от объятий. — Ты когда-нибудь бывал внутри дома?

Он покачал головой.

— А Джулио бывал, — продолжила она. — Именно поэтому дому удалось заставить меня думать, что я — это он. Это так странно, Эдмунд. Я уже не понимаю, где я, а где не я.

— Ты хочешь уехать?

— Нет!

— Кто это говорит? Ты или дом?

— Что?

— Дом теперь преследует тебя, как призрак, ведь так?

Мэтт засмеялась. Но поняв, что он не шутит, сказала:

— Видимо, да.

— Так ты в трезвом уме говоришь, что не хочешь уезжать? Или это сказал дом? Мэтт, ты уверена, что тебе не опасно оставаться здесь? Может быть, поговорим об этом в другом месте?

Она взяла его за руку и повела к выходу. Дверь перед ними широко распахнулась. Они прошли через двор, дальше по улице, пока не оказались за пределами владений дома.