За гранью
Шрифт:
– А вы ложитесь спать в одиночестве, тогда будете отлично высыпаться, – раздраженно произнесла Алиса, чувствуя, как краска заливает лицо.
– Я учту, – Марк снисходительно улыбнулся и ушел.
Алиса же осталась наедине со своими непонятными чувствами. Расстроенные, не без ее участия, любовные похождения Гельмана почему-то грели душу, разжигая там дьявольский огонек удовлетворенного женского самолюбия.
А через пару дней Марк уедет на учебу в Москву. Алиса узнает об этом все от той же развязной медсестры, которая будет выражать глубокую тоску в отсутствии мужчины, без стеснения делясь с коллегами подробностями их начинающегося романа. На Алису же эта новость не произведет никакого впечатления, пока
Глава III
Ангел слетел с ума.
Хранитель перегорел.
Заложил в ломбарде два крыла.
Сатана на кассе побледнел!
Марк вернулся домой и жизнь вошла в прежнее бурное русло. Но даже работа на пределе человеческих возможностей не могла отвлечь его от мыслей о той рыжеволосой девочке. Алиса не выходила у него из головы, что-то тревожило, пугало, тянуло. Необъяснимое чувство ответственности за ее судьбу камнем лежало на сердце. Марк нашел историю ее болезни, адрес и, не задумываясь над тем, зачем он это делает, отправился туда.
Это был старый двухэтажный дом с кирпичным первым этажом и деревянным вторым. Фундамент, если он когда-то и был, заметно ушел под землю, отчего окна первого этажа сравнялись с землей. Такие убогие домики повсеместно строились на окраине города в конце сороковых годов двадцатого века пленными немцами. Марк подошел к подъезду. Единственным украшением перекошенной облезлой двери без ручки служила фраза, написанная ярко-салатовой краской, «Алиса, я тебя люблю!»
– Значит, не ошибся, – тихо произнес он и зашел внутрь.
В нос ударил запах земельной сырости и старого дома с его прогнившими полами. Из грязного окна между этажами пробивался слабый луч заходящего солнца, освещая крутую деревянную лестницу и летавшую над ней пыль, похожую на мерцающий первый снег. Марк сделал неосторожный шаг вперед, оступился и чуть не грохнулся плашмя, но пролетел вперед до самой лестницы и затормозил у нижней ступеньки, ухватившись за перила. Выпрямившись и поправив пальто, он обернулся. На полу между двух гнилых досок зияла дыра, а рядом лежал кусок листового железа, видимо именно он в свое время прикрывал огромную щель. Гельман, не различив его в сгущающихся сумерках, одной ногой сдвинул лист с места, а второй угодил точно в дыру. Решив больше не рисковать здоровьем, он нащупал на стене выключатель. По коридору разлился слабый желтоватый свет от единственной лампочки под потолком и у Марка появилось желание вернуть все как было, щелкнув тумблером в обратную сторону. Картина, представшая его глазам, была жалкой и убогой, если не сказать отвратительной. Вдоль стен стояли старая газовая плита, стремянка, этажерка для цветов, детская коляска с дырявым матросом в ней. Судя по характерному запаху, здесь располагалось лежбище бездомных кошек. Под лестницей были разбросаны детские игрушки и старая кухонная утварь, также служившая для игр местной детворы. Дверь одной из квартир первого этажа была выбита и приставлена справа от дверного проема и в своей печальной убогости походила на крышку гроба. Марк поморщился и начал осторожно подниматься по обветшалой лестнице, на этот раз внимательно смотря под ноги. Вдруг он остановился на верхней ступеньке и повернулся к окну. На новой итальянской паре обуви четко отпечатались следы недавнего конфуза: на левом ботинке прочертились две глубокие царапины, на правом мягкая кожа повисла лоскутом.
«Господи, зачем я приехал?» – раздраженно подумал он.
Марка не огорчила бесславная гибель новых ботинок, но этот неприятный момент показался ему предзнаменованием чего-то фатально неизбежного и поэтому недоброго. Он перевел взгляд на окно, за грязными стеклами которого солнце почти коснулось
– Здрасте! – начала она первой, без смущения разглядывая незнакомого мужчину с головы до ног. – Вы к бабушке? Ее сейчас нет, вернется через час.
– Здравствуй! Нет, я не к твоей бабушке. Я пришел к… – он сбился, сопоставляя возраст Алисы и этой девчушки. – Скажи, Алиса Жданова здесь живет?
– Здесь, – она утвердительно кивнула головой. – Она моя сестра. А вы кто такой?
– Я врач. Могу я ее увидеть?
– Вы снова заберете ее в больницу? – в голосе ребенка появилась тревога и она сделала шаг назад, видимо для того, чтобы закрыть дверь.
– Нет, нет, не беспокойся. Просто хочу узнать, как она себя чувствует.
– Хорошо! – девочка все еще с сомнением смотрела на мужчину. – Это вы ей живот резали?
– Нет, – он чуть улыбнулся и отрицательно покачал головой. – Я никого не режу. Меня зовут Марк. А тебя? – он присел на корточки и протянул ей руку.
– А я Аврора! – ответила она, но не пошевелилась.
– Красивое имя. Звучит как солнышко!
– Вообще-то «утренняя заря». Меня мама так назвала, она была актрисой, – с гордостью произнесла девочка.
– Ава, с кем ты там разговариваешь? – за спиной ребенка показалась Алиса, разгоряченная и не полностью одетая после душа. Старая вытянувшаяся футболка прикрывала бедра только до середины. Девушка боролась с непослушным полотенцем на голове, подняв руки вверх, при этом ноги почти полностью оголились.
– Здравствуй, Алиса!
– Вы? Вы как здесь оказались? – не поздоровавшись, брякнула она, выпучив на него глаза от удивления.
– Решил тебя проведать, – он с еле заметной усмешкой окинул ее взглядом и остановил его на обнаженных ногах.
Девушка вспыхнула, бросила грубое: – Подождите! – и с силой захлопнула дверь прямо перед носом Гельмана.
– Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты не открывала дверь незнакомым людям? Ты уже взрослая и должна понимать, что это опасно! – из-за двери слышался недовольный голос старшей сестры.
– Между прочим, он к тебе пришел, а не ко мне, – Аврора начинала сердиться, в голосе слышались подступающие слезы.
– Он незнакомый человек, а с незнакомыми разговаривать вообще нельзя. И перестань хныкать. Я тебя ругаю за дело.
– Ты меня все время ругаешь… – теперь голос девочки еле слышался, а затем и вовсе пропал.
Через минуту дверь снова открылась. Алиса переоделась в спортивные штаны и старую вязаную кофту на несколько размеров больше. Девушка шагнула в подъезд и быстро прикрыла за собой дверь. Она не хотела, чтобы он видел ее убогое жилище. Стыд окрасил щеки румянцем, а гнев выровнял красивую дугу бровей в две острые длинные стрелы. Чтобы скрыть замешательство Алиса начала сушить волосы, слегка отжимая их полотенцем и расправляя руками. В лучах заходящего солнца мокрые локоны казались то пурпурными, то багряными и напоминали струйки крови.