За гранью
Шрифт:
Эрик ощутил боль за глазницами, вот-вот готовы были брызнуть непрошеные слезы.
– Не уезжай, мама!
– Не сейчас, Эрик, – ответила она. – Беги вниз и дай мне спокойно одеться.
Эрик видел, как она сдерживается, чтобы не заплакать.
– Почему ты не хочешь остаться?
– Об этом, Эрик, в другой раз поговорим.
Она повернулась к нему спиной.
Эрик не уходил.
Скоро все будет кончено. Сейчас она протянет руку и выключит кран. Потом снимет с крючка полотенце и вытрется. Затем пойдет в спальню и наденет трусики, колготки, лифчик и короткое синее платье, уже разложенное на кровати. С каждым шажком
Эрик сунул руку в карман и достал спрятанный там шприц. Сняв с иглы защитный колпачок, он подошел к матери. Она протянула руку к крану, чтобы выключить воду. В тот же миг он вонзил ей в поясницу иглу и до упора нажал на поршень. Она вскрикнула от боли и обернулась к нему. Он испуганно глядел на нее. Шприц застрял в теле и болтался сзади, покачиваясь в такт движениям.
– Что… что ты сделал? – Извернувшись, она посмотрела себе за спину и увидела шприц. Попыталась вытащить, но не дотянулась. – Что… Что ты наделал, Эрик?
Эрик попятился от нее, пока не прижался к стене.
– Про… прости, мама, – выговорил он, заикаясь.
Судорога пробежала по телу Лены. Чтобы не упасть, она оперлась рукой о стеклянную стенку. Свободной рукой она наконец дотянулась до шприца и вырвала его из поясницы. Ее тело забилось в конвульсиях, и она выронила шприц. Ноги у нее подкосились, и она с громким стуком повалилась на пол в кабине. Она пыталась встать, но руки скользили по мокрым плиткам. Ноги у нее задергались и со страшной силой забарабанили в стеклянную перегородку, стекло треснуло. На губах выступила кровавая пена, которой она харкала, задыхаясь и хрипя.
Эрик наблюдал за ее агонией под льющейся сверху водой. Ему показалось, что прошла целая вечность, прежде чем она осталась лежать бездыханной. Язык у нее вывалился изо рта, а остекленевшие глаза уставились в стенку.
Снизу снова раздался звонок.
Как лунатик, Эрик спустился по лестнице в переднюю, прошел через нее мимо трех чемоданов к парадному входу и открыл дверь. За дверью стоял Юхан.
– Здор'oво, Эрик. Рад тебя видеть, парень, – сказал он довольно бодро.
– Здравствуйте, дядя Юхан.
Взгляд Юхана забегал, когда он протянул руку, чтобы поздороваться с Эриком.
Эрик не взял протянутую ладонь, а так и стоял, опустив руки. Юхан убрал руку.
– Можешь звать меня просто Юхан. «Дядя» – это выдумка твоей матери. Но нам-то с тобой это ни к чему, верно? – Юхан неуверенно улыбнулся.
– Да.
Отведя взгляд от Эрика, Юхан осмотрел переднюю:
– Это что – Ленины… То есть я хотел сказать – мамины чемоданы?
Эрик не отвечал.
– Ее чемоданы?
– Не знаю…
– Не знаешь… – Юхан посмотрел на него встревоженно. – С тобой все в порядке?
Эрик кивнул.
– Ну, так она готова?
– Да, – бесцветным голосом произнес Эрик.
– Может быть, ты сбегаешь за ней? – спросил Юхан, нетерпеливо переминаясь у порога.
– Она наверху, – сказал Эрик.
Оставив дверь открытой, Эрик повернулся и пошел назад через
25
Вечер только начинался, и зал «Морской выдры» был заполнен лишь наполовину. Из музыкального автомата неслись звуки «Крейзи» в исполнении Пэтси Клайн. Томас уселся за барную стойку и заказал свою обычную пару. Внимательно глядя на него, Йонсон откупорил бутылку пива:
– Что-нибудь узнал?
Томас замотал головой, выжидая, когда Йонсон наполнит его рюмку. Когда Йонсон налил до краев, Томас осушил ее одним духом и запил пивом.
– Разумеется, это конфиденциально, – предупредил Томас и, расстегнув молнию, достал из-за пазухи две фотокопии полицейского отчета о Маше, бросил оба листка на прилавок перед Йонсоном. Йонсон торопливо схватил их и вынул из нагрудного кармана очки. Шевеля губами, он неспешно прочитал содержание. Разобравшись в отчете, он поднял глаза на Томаса:
– Но это же нам ни черта не говорит.
– Это указывает на то, что ее нужно искать где-то на панели.
– Спасибо, конечно, но только неизвестно где. Не могу же я с этим прийти к Наде, – сказал он, взмахнув листками.
Томас отхлебнул из бокала пива.
– Ты можешь сообщить это деликатно.
– Деликатно?
– Ну да. Поди, она и так уже в курсе, чем занималась ее дочь?
– Не знаю. – Йонсон отложил листки. – Может, разведаешь по окрестностям?
– Разведать по окрестностям? Это как ты себе представляешь?
– Ну, поспрашиваешь в соответствующей среде?
Томас оторвался от стойки:
– Нет уж! Этим я точно заниматься не стану!
– Ну чего ты, Ворон! Тебе же знакома эта среда.
– Именно поэтому и не стану. Или, по-твоему, достаточно пройтись разок по Скельбэкгаде?
– Но с этого ты мог бы начать?
– Нет! Постарайся услышать, что я говорю! Я обещал разузнать в центральном участке, я это исполнил. – Томас развел руками. – Дело закрыто.
Йонсон налил ему новую порцию «Джим Бима».
– Это не вернет Наде дочку.
– Ну так можешь покопать сам, если думаешь, что в этом есть толк.
– Это ты знаком с той средой.
– Если ты еще раз заговоришь про среду, я уйду.
Йонсон принялся вытирать тряпкой стойку.
– Но ведь ты знаешь, как вести себя в таких делах. В конце концов, ты же у нас полицейский!
– Полицейский – в отпуске.
– Ты этому обучался, Ворон. – Йонсон так и впился в него глазами.
Его лицо напомнило Томасу морду Мёффе: те же опущенные уголки рта, тот же печальный пристальный взгляд, тот же молчаливый напор, перед которым невозможно устоять.